– Так выгнал ночью…
Елисей смутился, даже покраснел, пробурчал невнятно:
– Чё послушалась?.. выгнала бы, да и всё меня, твой ведь дом.
Но Люда будто забыла сразу, о другом заговорила:
– Тебя вчера мужики искали.
– Зачем?
– Зарубить грозились, искали-и…
– Искали, значит, не хотели зарубить, искали, значит, найти боялись… – философски сделал вывод Елисей.
Он поднялся, стал быстро одеваться. Надо было ещё домой заскочить, успокоить родителей и топать на работу.
– Ты всё-таки осторожней. На тебя и так смотрят, как на самого страшного врага. Ты ко мне приходи, я разведёнка, обласкаю, накормлю и напою.
Елисей будто внимания не обратил на её слова. Её глаза и так всё выражали. Не понимал, за что к нему внимание такое. В её глазах светилась просьба, она боялась потерять то состояние свободы, что он ей подарил.
– Говоришь, дарю свободу, а сама готова быть рабыней.
– Только у тебя. Мне ничего не надо, только те мгновенья, что дарить умеешь. Хватит мне. Пусть будет, сколько будет.
– Странно!.. обычно замуж все желают выйти, даже от мужей сбежать готовы… или не достоин я?
– Достоин!.. ты достоин королевы, только знаю я, что для тебя важней свобода… даже важней любви, потому и хочу поймать хоть то, что успеваю.
– Умна!.. Приду вечером, раз объяснения не требуешь моих поступков.
– А если бы потребовала?.. – в надежде смотрела на него.
– Я сам не знаю, потому и объяснять не стану.
За разговором Елисей оделся незаметно, встал, ей помог подняться, как-то грустно посмотрел:
– Пойду я, Люда.
Перед выходом остановился и спросил:
– Как думаешь, почему меня мужики не жалуют?.. не все же жёны купаться ночью ходят… – он улыбнулся как-то загадочно, – ты ведь женщина, знать должна.
Люда посмотрела на него по матерински, да и так была старше лет на пять…
– Скажу, а ты подумай. С тобой купаться не все ходят, разумеется, но все хотят… не обязательно с тобой, но чтобы вот так, свободно.
– А с мужем чё, сходить нельзя?
– Не знаю, – пожала плечами Люда.
– Чудно-о!.. а я то здесь при чём?.. никого вроде не вытаскиваю силой из постели, да и сам не прыгаю ко всем подряд?.. Надо пить завязывать – подвёл итог.
– Понятно, что водка виновата…
Елисей понял, что она уже иронизирует, решил немного озадачить…
– Скажи, а ты могла бы от меня всю вселенную в дар получить?
Ответа ждать не стал, а вышел на улицу, которая встретила его утренней свежестью августовского дня, вымывая из сознанья всё похмелье. Первое, кого увидел, это своего отца на другой стороне улицы. Он шёл неспешно и осторожно, будто боялся, что кто-нибудь его увидит. Понял, что ему стыдно за него, ведь в деревне всё и всем известно, а он ему отец. Опять у Елисея сердце заболело… «Они переживают, боятся за него». По своей молодости он ещё не понимал, как больно видеть неустроенность своих детей, но понимал и то, что он ломает в них, прежде всего, ту сложившуюся в деревне роль их семьи, фамилии, что им определили. Кто определил?.. Это не важно, он просто ломает, даже не задумываясь ни о чём.
Лет пять тому, чаще его ломали, сейчас он сильным стал, и это навело его на мысль, что правильно он делает, что жить спокойно не даёт, пора менять систему жизни по заслугам или недостаткам предков. Это осознание подняло настроенье, и он полностью оправившись от похмельного синдрома, направился к отцу. Хотелось успокоить добрым словом, пообещать исправиться, он поймёт, конечно, что не изменится сыночек, но будет рад всё равно.
