Читать онлайн Валерий Петков - Оккупанты

Если ты, человек, не прощаешь всякого согрешившего против тебя, не утруждай себя постом и молитвой – Бог не примет тебя.

Преподобный Ефрем Сирин †

Утром Зять пообщался с Женой по скайпу, получил инструкцию, что ещё докупить перед вылетом.

Потом поехал в гости. Они заранее решили с Дедом, что посидят вместе накануне отлёта в Ирландию. До Нового года оставалось две недели. Такой вот, символический Новый год решили отпраздновать перед наступлением настоящего.

Картошку фри Дед поджарил, зарумянил в сковородке, селёдочку нарезал, колбаску, сыр. Взял по акции «две за одну цену». Рюмочки выставил.

– Чтобы самолёт твой долетел благополучно и солнышко светило тебе в окошко.

– В иллюминатор.

– Да!

– Как говорится, чтобы количество взлётов не превышало количество посадок.

Телефон зазвонил. Дед раньше был приглашён на встречу ветеранов в бывший Дворец культуры. Напомнили, чтобы не забыл.

– Пожилая женщина. А голос приятный, как у девчонки лет семнадцати. Хотя не меньше восьмидесяти годов ей будет. Медсестра фронтовая. Каждый раз кого-то недосчитываемся. Вот и проверяет, беспокоится, жив или уже нет. В одиннадцать соберёмся, она глазами меня ищет, караулит. Человек семьдесят со всего предместья приходит. Конечно, всегда какие-то изменения. Старые уже все. Некоторые едва ходят, а некоторые залегли «на дно окопа», не встают. Я тут одному обещал зайти, показать, как надо физзарядку делать, а то он совсем духом пал. Не хочет вставать даже. Его дочь звонила, жаловалась. Он старше меня на два года. Прошлый раз к нему ходил, так он такой стол накрыл! Чего только нет. Хороший человек, Бронислав. Он от парткома лекции читал, по цехам ходил. Правильный такой. Давно-о-о на пенсии. Плохо стал слышать совсем, редко на улицу выходит. Обувь ему починю, куда он пойдёт? И тоже уже без жены, умерла.

– Давай помянем добрым словом тёщу.

– Десять лет уж как ушла, покинула нас. Хорошая была женщина. Не болтливая. А вот её брат младший – полная противоположность, как начнёт болтать. Поскрёбыш, последний в семье. В армии разбаловался. Генерала возил, всегда пьяный, по девкам шастал. Оба пьяные, и генерал, и водитель. Никакая милиция им была не указ. Две бутылки мог выпить генерал, но как учения, у него лучше всех показатели. Правда, и пил исключительно после службы. А средний её брат, который погиб под Кенигсбергом, тот не любил попусту языком мести. Энергичный, послушный, сообразительный. Фото есть, в форме, из действующей армии. Успел сфотографироваться. Красивый. В женину породу пошёл. Пулемётчиком служил. А раз пулемётчик, значит, весь вражеский огонь в первую очередь на огневые точки. Изрешетило всего. Так и не спасли его в госпитале. Жена моя очень его любила, часто поминала в разговоре, да и так, в храм пойдёт, поплачет. Последний призыв, двадцать четвёртый год рождения. Отца и его призвали. Вместе. Уж немца гнали на Запад полным ходом. Отец такой был… Всё жена – и кур резала, и гуску, и овцу, бывало. Хотя хозяин был крепкий, не пил, не курил. Работал много. Кони были у него в хозяйстве. Потом их свели на колхозный двор, силком. Так, бывало, вечером прокрадётся, через изгородь смотрит, как их не берегут, и плачет тихонько. И плотник был замечательный – не так-то просто быть. А вот погиб. Раненый пополз в тыл и на мине подорвался. То ли наши наставили, то ли немцы при отступлении. И хоронить нечего. Мгновенная смерть.

– Давай их всех помянем.

– Да, земля пухом. Пусть их души спят спокойно в раю. А вот мой двоюродный брат тоже был пулемётчиком, Кенигсберг брал. Так у него четыре ордена «Красной звезды». Это же для солдата ого-го какая высокая награда. И ни разу не раненный. Что заговорённый. Печать на нём. Счастливый, вот оно что. С одного боя и снова в бой. А с женой не повезло. И не гулял вроде, а она стерва, всё его терроризировала.

– Может, загулял бы, так ценить начала бы?

– Может, и верно. Раз другая женщина оценила, значит, хороший мужчина, жаль его потерять. Женщина, она же большая собственница. А он ей свою слабость показал, она села верхом и ножки свесила. Характером не сошлись. Так и в развод пошли. И женщина интересная, вот оно что. Чернявая, видная, грудь – булки вперёд. А взяла и молотком все ордена побила. Как чёрт ей в бок! Вроде русская, а такой темперамент проявила. Боевые ордена, представляешь. Как у неё рука поднялась. Стерва баба. Документы одни остались, а ордена не наденешь уже.

Правда, он очень болел после войны, может, ей терпежу не хватило его нянькать? При двух малых пацанах. Пока в окопе, так ничего не болит, как с окопа выбрался, так все болячки и полезли. И умер он от язвы, а боец был хороший. А может, она его не любила? Мужчин-то мало, вот и выскочила замуж за первого, кто предложил. А четыре ордена, это значит, он немцев дох… кхе… много уложил на землю. Иначе пехоте в поле делать нечего вовсе. Сиди и нос не высовывай с окопа. Очень я им гордился, братом. И до сих пор так считаю, что он герой!

– Так и ты ведь в группе подрывников был, смерти смотрел в глаза, а тоже ни царапины.

– Мина натяжного действия. Меня в ямку спрячут, ветки принавалят сверху, замаскируют. Я мелкий был, шустрый, что блоха. И вот сижу, жду сигнала. Эшелон тихо едет. Крадётся. Спереди платформа, чтоб, если что, можно и отпор дать, и быстро остановиться. Немец сидит, ведёт обзор вкруговую, за мешки с песком спрятался. Моя задача – поближе его подпустить, ударить наверняка. Чтобы платформы и вагоны по инерции наползать начали один на другой. И вот я вскакиваю, верёвку на плечо, и в лес, зигзагом, что твой заяц. Лечу и ног не чую, во весь опор. А с вагонов бьют по мне, открыто. И там столько техники, живой силы! Пробовали на шоссе мины ставить. Не то. Полицаи сгоняют женщин с ближайшей деревни, каталку им в руки, заставляют идти впереди. И вот они бредут и взлетают в воздух. Мы тогда перестали эту тактику применять. Стали делать мины натяжного действия. Сами изготавливали. Взрываешь, когда надо, а не когда она дурой сама сработает. Хоть лошадь на мину встань, а не подорвётся. Сами же всё, экспериментировали. В лесу. А магнитные мины из-за линии фронта мы передавали в деревни, пацанам. Дети тех же партизан. Пятнадцать, четырнадцать лет. Ставят её на время. Чего надо насмотрят, пришлёпнут и тикать! И через час, два, три она срабатывала. Кто догадается, что её давно поставили, а не сейчас с лесу стрельнули? В Новоржеве к поездам цепляли. Ребята работали в Себеже на железной дороге, агентура наша. И она где-нибудь за Идрицей взорвётся, и всё.

– Может, твоего брата, двоюродного, жена и не любила?

– По-видимому, и не любила, да. А моя маловато жена прожила. Откуда он, этот рак?

– Кто же это знает – много, мало? Когда Бог призовёт.

– Я её повёл на обследование, август, тепло. И вдруг она так вот осела на глазах, ноги отказали. Тут двое помогли её до кабинета донести, на кушетку положили. Я сразу обувь снимаю, ноги ей массирую. Она в памяти, речь нормальная, разговаривает. Аритмия. Лечили много лет, а тут рак… мгновенно.

– Я несколько лет тому назад тоже с ногами мучился. Еду на машине и ног от коленок не чувствую. Как деревянные костыли. Опасно же. И вот Жена мне каждый вечер растирала ноги. Спиртовой компресс – и тёрла, пока тепло по жилочкам бегать не начинало. Полгода почти. Такая процедура, каждый вечер.

– У меня в последнее время, как выйду на улицу, колет что-то в лодыжках. Пока-а-а не разойдусь немного. А вот муж Племянницы, от средней моей сестры. Кряхтел, кряхтел, спохватился, а уж поздно. Вовремя меры не принял. И помер.

– В бане-то, машинист бывший, помнишь?

– Гунар! Ему уж тоже за семьдесят годов будет.

– Он и говорит, восемь тромбов у него. В сосудах. Поэтому не машет веничком в парилке, а так, посидит, погреется. И часть тромбов уже разошлась в организме. Пропали. Давай мы с тобой в баню сходим.

– И когда же?

– Да хоть завтра.

На том и порешили.

Баня была недалеко, пару остановок. Не спеша через берёзовую рощу. Прозрачную и пустую. Осень тёплая затянулась. Середина декабря, а всё ещё плюсовая температура, дождей нет. Тихая, мягкая погода.

Брели по новым асфальтовым аллеям, Зять под руку Деда поддерживал. Тот слегка шаркал ногами. Будто на лыжню вышел.

– Мне такая погода нравится, – улыбался Дед, – хотя понятно, что зима без снега и морозов не бывает, своё не упустит, а всё равно приятно пройтись по такой погодной мягкости.

Баня из жёлтого кирпича была похожа на частный коттедж. Небольшая, уютная, с парилкой и бассейном, а главное, для пенсионеров в определённые дни и часы большая скидка.

Отлёты и прилёты Зятя из Дублина обязательно отмечали походом в баню. Посещали её раз в две недели, чтобы немного соскучиться. В прочие дни обходились душем.

Из бани вернулись около полудня. Разомлевшие, благостные.

– Первый раз зашёл, никак не пропотею, а потом тело жаждет пара и ещё, всё больше. Зудит, стерва, пока не отхлестал себя. Пять заходов сделал! – Дед покачал головой. – А уж как ты мне спину продраил, расхотелось в парилку идти. Это уже после пятого захода на полок. Шкура старая сошла, а новая тонкая ещё, нежная, не задубела.

– Я тоже не сразу восторг ощутил, зато потом нарадовался!

Зять вывесил на лоджию пакет с веником, на следующий раз. Удачный веник попался. Ветка тонкая, длинная, мягкая. Шёлковая после запарки в тазу.

Прошли на кухню. Тёплый аромат берёзового веника следовал за ними.

Часы «Маяк» на стене, подарок покойной тёщи к новоселью, не тикали – гремели, как кузнец малым молоточком по пустой наковаленке. Они задавали свой ритм кухонной жизни, но приходилось говорить громче.

Тёща любила дарить, но только полезные вещи. Отыскивала заранее, задумывала, планировала, деньги копила и очень радовалась. Пустых подарков не любила. И копила поэтому со смыслом, а подарок получался от души. Про то, что пропало шесть тысяч советских рублей с наступлением «Атмоды», не сказала никому. Аритмия сильнейшая, приступ небывалый свалил на несколько дней. Потом сложили всё, задним числом.

Она была целеустремлённой женщиной. Тридцать два года отдала производственному объединению ВЭФ. Даже смерть себе вымолила в тёплую осеннюю погоду, чтобы людей не обременять холодами, да чтобы грунт мёрзлый для могилки не долбить.

Сквозь какую незримую брешь, оставленную невзгодами жизни, вероломным лазутчиком просочилась страшная болезнь – рак, чтобы коварно угнездиться, отвоевать сперва крохотную точку, красться, ползти, постепенно подминая под себя метастазами всё большее пространство. Иссушить болью, пожрать внутренности, измучить смертельно и уничтожить.

– Жаль, дочка далеко, – прервал раздумья Зятя Дед, – счас бы тиснул кнопку на телефоне, мол, идём походным шагом. Она еду на плиту, а тут и мы духмяные – сразу к столу, всё горячее. Она такая ловкая, скорая. Я у сестры год прожил с маленьким ребёнком, знаю, как это, когда не дома. Надо чуткость проявлять на каждом шагу. Хотя и люди не чужие.

– Скажи – слава тебе, Господи, что мы нужны, можем внучку понянчить и у нас есть ещё силы для этого. И не выпячивай свой «героизм», делай спокойно и как надо.

– Такое дело. И себя не уронить, и их не обидеть. Без скандалов обойтись. Понять самое главное. Вот нашли молодые друг друга, любят, семья. Чего туда лезть с советами? Тактично от этого надо уйти. Потом же самим будет от этого терпения приятно. На моей свадьбе старшая сестра встала и говорит: маленькие были, нас двоих, сестёр, мама, бывало, веником наказывала. Я её спрашиваю – а почему братика не наказываешь? Мама отвечает – не за что! Вот я такой был послушный. И дочь такую же воспитал. Если мне сказали, я должен был сделать, причём быстро и хорошо. Шустрый был с детства.