– Никогда не любил физзарядку, – покачал головой Бертяев. – Вы, Сергей Павлович, не глумитесь особо над Микаэлем. Он – натура тонкая, ранимая…
«Ранимая натура» Микаэль-Михаил испустил томный вздох.
– Хорошо, – Пустельга мобилизовал все свое чувство юмора. – Но вы же понимаете, товарищи, служба – она порядка требует. Так сказать, хоть безобразно, зато единообразно.
Снова улыбки. Сергей покрылся потом. Он знал, как допрашивать интеллигентов, как вербовать. Но вести легкую беседу…
– Я… Мы с Михаилом были на премьере «Кутаиса». Мне… Нам очень понравилось.
– Вот как? – брови Бертяева взметнулись вверх. – Это очень серьезное признание, Сергей Павлович! Ну, раз вы так глубоко завязли, то приходите как-нибудь ко мне, все втроем… Побеседуем.
– Товарищ Бертяев! Вашей пьесы не видел, виноват. Был в командировке! – внезапно выпалил Прохор. – Мне… можно будет прийти?
– Тяжелый случай! – с самым серьезным видом вздохнул Афанасий Михайлович. – Вам, лейтенант Карабаев, придется выслушать пьесу в авторском исполнении. Сочувствую!..
– Ничего, товарищ Бертяев, – охотно отозвался сибиряк. – Я недавно целый роман прочел! За пять дней!
– Преклоняюсь!
Драматург крепко пожал руку лейтенанту. Тот усмехнулся в ответ, и Пустельга понял, что бывший селькор прекрасно умеет входить в доверие – даже к подобной рафинированной публике.
Сергей попрощался молча. Ему вдруг показалось, что Бертяев и Виктория Николаевна обменялись быстрыми, еле заметными взглядами. Кажется, Ахилло не преминул кое-что рассказать о нем…
– Прохор, как вам Бертяев? – полюбопытствовал Ахилло. Мнением Сергея он почему-то интересоваться не стал.
– Серьезный мужик, – отозвался лейтенант. – Сильный.
– Почему – серьезный? – удивился Пустельга. – Он ведь шутит все время!
– Серьезный, – упрямо повторил Карабаев. – А шутит – это от силы, цену себе знает… Вон с какой гражданкой в театр пошел!
– Тут вы ошибаетесь, – покачал головой Микаэль-Михаил. – Виктория Николаевна – жена его друга. Он ведь старше ее лет на двадцать!
– Так я ведь не о том! – пожал плечами Прохор. – Просто человек себе цену знает – с некрасивой в театр не ходит. И одет… Сильный мужик!
Пустельге внезапно показалось, что весь этот достаточно нелепый разговор ведется исключительно в расчете на слушателя – на него самого. Сергею Бертяев понравился. Конечно, не из-за фрака, который так запомнился Прохору. То, что простая душа Карабаев называл «силой», было скорее чувством собственного достоинства. Такое встречалось редко, особенно среди интеллигентской публики, живо чувствующей свою классовую неполноценность.
…О Виктории Николаевне Сергей старался не думать. Она сразу поняла, с кем имеет дело. До него снизошли – вежливо, как и полагается интеллигентным людям. А он начал плести что-то про физзарядку и сапоги!.. Вот Прохор – молодец: держал паузу, а затем – сразу на контакт!
Пустельга внезапно представил себе, что ему надо войти в доверие к Бертяеву и… к Виктории Николаевне. Не «по жизни», а по долгу службы. Дело привычное: продумать собственный «образ», просчитать возможные варианты беседы. Больше говорить о самом «объекте», особенно в начале знакомства, не смущаться, любую неловкость обращать в шутку. И – улыбка, обязательная улыбка!.. Странно, почему ему не пришло в голову воспользоваться чем-нибудь из многолетнего опыта? Может потому, что «сыграй» Сергей при подобном знакомстве – и ему не изжить чувства, будто он на очередном задании…
