Выговорившись, принцесса скуксилась и села, скрестила на груди руки.
Мейбл повернулась ко мне и спросила:
– Могу я внести предложение?
– Всегда пожалуйста.
– Ты отведи ее в сиротский центр занятости, пусть ее определят на сутки чистить канализационные стоки. Потом пару дней поживет на улице, пока не выветрится вонища, которую ни одним мылом не отскребешь. После такого, глядишь – и гонору поубавится.
– Всех вас ненавижу, – повторила принцесса. – Звери вы, и нет в вас ни капли сочувствия, понимания и банального уважения к тем, кто стоит выше вас. Если вы меня сию минуту не отвезете домой, я задержу дыхание и буду так сидеть, пока не посинею. Вот тогда вам станет стыдно!
Я подумала, разглядывая ее, вздохнула и сказала:
– Зачем такие жертвы. – Я достала из кармана ключи от машины. – Я просто принесу королю и королеве свои извинения, объясню, что ничем не могу помочь их дочери, что ей уже ничто не поможет. И будешь ты жить припеваючи, не ведая забот и нужды, под непробиваемым панцирем своего вопиющего невежества, и умрешь так же, как и жила: без цели, без достижений, без миллиграмма хоть какой-нибудь пользы.
Она открыла рот и молча захлопнула его. Я продолжала:
– Добраться до дома ты можешь и без моей помощи, принцесса. Вот бог, вот порог. Насильно здесь тебя никто не держит. Только сделай одолжение, задумайся на минутку о Лоре Скребб, сироте, за которой ты недостойна даже кожную сыпь донашивать – она не может выйти ни за какой порог, пока ей не исполнится восемнадцать, и то – лишь навстречу скупой бедности, разочарованиям, работе до седьмого пота и смерти – ранней, если повезет.
Принцесса помолчала, задрала рукав и посмотрела на Лорины болячки.
– Ладно, – протянула она, – останусь. Но это мое самостоятельное решение, которое я принимаю сугубо в целях самообразования, а не потому, что твои слова шевельнули что-то в моей душе, – потому что обойдетесь.
Я ответила:
– Хорошо. Ты можешь заодно принять самостоятельное решение слушаться меня, вместо того чтобы бухтеть без умолку и записывать имена на бумажку?
Принцесса пожала плечами:
– Допустим, могу принять и такое решение.
Я посверлила ее взглядом, она потупилась, вынула список из кармана и порвала его на мелкие кусочки.
– Все равно никакого от него толку, – проворчала она, – раз уж все решили себя Спартаками называть.
И она усмехнулась себе под нос. Оказывается, у нее есть чувство юмора. Может, со временем она перестанет быть невыносима.
Я сказала:
– Так-то. А теперь давай переоденем тебя во что-нибудь чистое вместо этой кошмарной формы.
– Спасибо, – обреченно вздохнула она. – Было бы неплохо.
Мы направились ко мне в номер, подобрали что-то подходящего ей размера, и я строго-настрого запретила ей спускаться, пока она не примет душ и не причешется.
Принцесса беспомощно теребила пуговицы блузки, и мне пришлось помогать ей расстегнуться.
– Да черт тебя дери, принцесса, ты хоть что-нибудь сама делала у себя во дворце?
– Я спала сама, – ответила она после некоторых раздумий, – иногда.
Она разделась, я собрала ее обноски и выбросила их на вторсырье, после чего оставила ее одну и отправилась оповестить наших о предстоящем совете. Уже уходя, я услышала ее вопль. Принцесса запуталась в настройках горячей воды в душе.
