Окончательная реальность - страница 23
– На мотороллере, – признался Умберто, он был несколько смущен напором «запорожца».
– Вот-вот, и в Германии то же самое. Эти ужасные шестисотки – тот же мотороллер, только на четырех колесах. В России совсем другое дело, – не унимался знаток москвичей, – страна богатая, бензин дешевый, могут себе позволить. «Волга Галактика» вообще семьсот сил жмет. От Москвы до Владивостока как на самолете долетишь.
Умберто вдруг вспомнил, на кого похож его новый знакомый.
– Вы случайно в фильме «Берегись автомобиля» не снимались?
– Да вы что, – удивился Вильгельм. – Я же не Смоктуновский.
– Да, да, именно… Но вы похожи. Вильгельм пожал плечами.
Обход галереи требовал от гостей Восточной столицы многих часов упорного труда. Принято было прочитать подписи под каждой работой, пометить что-нибудь на плане, затем постоять неподвижно перед полотном… Долгое, трудное и утомительное дело. Но не для Вильгельма. Он бегал от картины к картине и испускал восторженные возгласы. От возбуждения и любопытства он почти не владел собой. Не успев осмотреть один зал, новый приятель Умберто гнал итальянца осматривать следующий. Экскурсовод остался далеко позади, но его нудные комментарии Вильгельму и не требовались.
– Посмотри, что там! – от восторга Вильгельм перешел на «ты». – Спас Эммануил с архангелами. Владимиро-Суздальская Русь. Домонгольский период. А сюда погляди! Святой Георгий. Новгород. ХII век. 40-е годы. Девятьсот лет прошло, – и Новгород с Владимиром снова враги. А это? Дмитрий Солунский. Небесный покровитель Всеволода Большое Гнездо. Дмитров. Начало ХIII века. Дмитров, кстати, тоже основал Юрий Долгорукий. Теперь, как и Москва, пограничный город. Псков и Вологда в разных странах. Тверь и Ростов – тоже.
Вильгельм остановился перед иконой святой Варвары.
– Боже! Как они рисовали. Трудно поверить глазам… Какие краски! Вторая половина ХIV века. Углич. Кстати, через двести лет в этом городке раз и навсегда изменится русская история.
– Почему раз и навсегда?
– Потому что в Угличе зарезали маленького царевича Димитрия, и род Рюриковичей пресекся.
– Это мне известно, но почему «раз и навсегда»? Разве история не меняется вот так «раз и навсегда» каждый день?
– Лишь на первый взгляд. На самом деле большинство событий, какими бы важными они ни казались, не способны повлиять на ход истории. Она как паровоз. Есть только некоторые особенные маленькие камушки, способные пустить ее под откос.
– Но откуда вам знать, где тот самый камушек. Человек не может знать, где развилка.
– Современник не может. А историк, исследующий прошлое, может. Возьмите Тита Ливия. Он же описал возможный сценарий борьбы Рима с Александром Македонским, если бы тот не умер.
– Домыслы! Проверить невозможно. И в этом случае Тит Ливий мало чем отличается от всех этих псевдоисториков и бумагомарателей, сочиняющих жалкую фантастику в духе «Сталин наносит ответный удар». Не о чем спорить. Пойдемте лучше дальше. Перед парсуной Скопина-Шуйского разговор снова повернул к развилкам истории.
– Вот Михаил Васильевич Скопин-Шуйский. Мог бы стать русским Наполеоном ХVII века, если бы не отравили.
– Не стал, значит, не мог, – уже злился Умберто.
– Выходит, вы не верите в предначертание и в судьбу. Вы не верите в то, что будущее существует и его можно увидеть.
– Нет. Зато я верю в то, что будущее можно изменить. Я верю в Прогресс и Просвещение.