Уже когда стемнело, я задумался: «как же тот котёнок ночь проведет, а осень и по ночам заморозки на почве…». И не выдержав, я пошел к воротам. Котёнок бежал за мной, но едва приблизившись, садился, в руки не давался. Я его звал и отходил. Котёнок бежал на мой зов: «киса, киса», бежал следом. А когда я останавливался и он садился на задние лапы, но не подходил. Так мы дошли до моего дома.
Своим зовом я заманил его в открытую дверь к миске с едой и молоком, заранее приготовленным. Сам же, обойдя его кушающего с жадностью кошачий корм, прошел и закрыл дверь на улицу. Тут случилась паника. Котёнок бросил еду и рванулся к двери с громким мяуканьем, лапками царапал дверь, желая выйти. Пришлось его выпустить, уж слишком сильно он паниковал. «Может его били и мучали в доме, раз он боится закрытых помещений…». Я вынес еду на улицу, поставил у крыльца и оставил котёнка, закрыв дверь. Потому что, когда я попытался его погладить, котёнок фыркал, не желая отойти от миски с едой, оскаливал пасть, лапой пытался царапнуть мою руку.
Эту ночь он остался у моего дома, хорошо, что не было дождя. А синоптики обещали дожди. И утром я обманом заманил котенка в дом. Он паниковал опять у двери, потом, когда я подошел и протянул к нему руки, от «попытки поймать его» он убежал вглубь дома и спрятался под диван. И там сидел в углу, рыча и царапаясь, когда я пытался его вытащить. Я оставил котёнка в покое, решив на улицу его уже не выпускать, обещанные осенние дожди зарядили на долгих три дня. И котёнок уже начал привыкать к дому.
Свое место в углу под диваном он покидал только тогда, когда на него не обращали внимание. Подходил к миске, ел и оглядывался…. И постепенно, на мои перемещения по дому он перестал обращать внимание и лежал на ковре перед диваном. Когда я подходил и садился на диван смотреть телевизор, он дергался убежать, фырчал, но, не видя посягательств на него, к моим ногам стал относиться, как к неизбежному и успокаивался. Вечером котёнок нашел лоток с песком в прихожей и возился там в темноте. Когда я включил свет, котёнок убежал и, оглянувшись, сел и смотрел в открытую из комнаты дверь на мои действия, как я убирал из лотка в целлофановый пакет….
Привыкал он долго, но прижился. И ноги мои его не пугали. А вот в руки он не давался совсем, сразу отбегал к дивану-спасителю, когда я хотел его погладить».
2 «Звали её Циня. Не в честь китайского высокопоставленного мандарина и не в память династии, а просто так вышло. Когда её увидел впервые маленьким котенком сыночек наш двух лет, он вытаращил глаза от удивления, улыбнулся и замахал обеими ручками, требуя подать ему сюда произнося восторженно-радостно: «Цинь – Цинь!» Вот и пошло – Циня.
Сначала это был только пушистый шерстяной комочек с двумя веселыми глазами и розовым носиком-пуговкой. Дремал этот комочек в корзинке с высокой ручкой, на постеленных мягких фланелевых тряпочках. Декоративная широкая корзинка была куплена как кашпо для цветов, но пришлась, как нельзя кстати, для подаренного нашему сыночку на день рождения котёночка.
А кошечка была породистая – ореховый окрас. Трехцветная кошка породы мей-кун, с пятнами чёрного и рыжего с белым, с красивым белым передним галстуком, как треугольник.
Этот комочек рос быстро, гораздо быстрее, чем наш сыночек, который быстро потерял к нему интерес.
Этот комочек спал на полу в свете солнца падающего из окна, лакал молоко, из миски, жмурясь и мурлыча. Он ловил лапой мух на подоконнике и на окне; катался по полу, играя бумажкой скатанной в шуршащий комок; играл с клубочком ниток, когда бабушка вязала и ставила нитки в коробке на пол, а один клубок выкатывала котёнку для игры.
