Я растерялся. Быть постоянно с дедом Анисимом не входило в мои планы. А уж тем более сейчас, на соборе. У него же никакого уважения ко мне. Ещё ляпнет что-нибудь.
Старик словно прочитал мои мысли:
– Да не конфузься, я при посторонних себя блюду. Ты меня и не заметишь, а если что, я тихонько на ухо шепну. Тебе же лучше, Линза!
– И прекрати называть меня Линзой, – сурово сказал я.
Дед Анисим хмыкнул.
Ладно, надо идти. Я посмотрел на браслет, до начала собора оставалось двадцать минут. А через пять минут выйдет на связь брат Климентий. Что-то решил Святейший Синод?
– Пора, – сказал я.
Дед Анисим кивнул, кинулся к нише, где хранился настоятельский жезл, и торжественно вручил его мне, потом засеменил к двери, открыл её и посторонился, пропуская меня вперёд.
Конференц-зал или как в монастыре его назвали соборный зал, находился в том же здании, что и покои настоятеля, от них в зал вёл длинный, узкий коридор. Одна сторона его была глухая, а другую прорезали узкие высокие окна, за которыми виднелась широкая дорога, убегающая через монастырский мост надо рвом в горы. Слева от дороги чернели убранные поля, дальние края которых тонули во мгле надвигающейся ночи, а справа за белой стеной, опоясывающей монастырь, до самого подножья гор жались друг к другу дома поселенцев.
Коридор привёл нас к массивной дубовой двери. Тут же вдоль стен справа и слева стояли простые деревянные скамьи.
– Зачем тут скамейки-то, дед Анисим?
– Как зачем? Приёма, чтоб ждать. Мало ли у кого какое дело к настоятелю.
На двери в рамочке на чёрном фоне золотыми буквами было написано: Соборный зал Богоявленского уральского монастыря. Приём настоятеля монастыря по четвергам с 15:00 до 18:00 строго по записи».
– Ясно, – буркнул я и подумал: «Ещё забота».
Я взялся за ручку двери, но остановился и обернулся к деду.
– А что, дед Анисим, отец Окимий сам всех принимал или ему заместитель помогал?
Дед Анисим замялся, видно было, что ответ ему был не по душе, но всё-таки сказал:
– Конечно, и помощник может управиться. Тока человеку-то приятно внимание и забота настоятеля, а не кого-то там.
– Кого-то там? – хмыкнул я. – С каких это пор ты стал так пренебрежителен к брату Фивию? Помнится, он твой первый друг.
У деда Анисима покраснел лоб и кончик носа, он открыл было рот, чтобы ответить, но ничего не сказал и отвернулся.
– Пошли, – я открыл дверь, переступил порог и оглянулся.
– Куды пошли-та? – опешил тот. – Ты ступай, а мне не по сану на соборе-то быть. Я тут на скамье посижу.
– Ну вот, а хотел подсказывать мне, если, что не так, – улыбнулся я и хотел уже прикрыть дверь.
– Погодь! – подскочил дед.
Он заворотил широкую рубаху и полез в карман брюк. Достал маленькую чёрную клипсу и протянул её мне.
– Во! На! Чуть не забыл. Отец Ануфрий дал. Ты поглянь, там чтой-то сделать надоть. И на ухо цепляй. Тогда я всё услышу, а ежели что, подскажу. Понял?
Я взял клипсу и узнал в ней прибор дистанционного преобразователя звука «Ухо», кнопка активатора на ней уже горела.
– Похоже, отец Ануфрий её уже подключил к твоему браслету.
– Подключил, подключил, – закивал дед Анисим, – себе цепляй и заработает.
– Ну, хорошо, – сказал я, прилаживая «Ухо», – оброс я тут у вас, так что за волосами не видно будет. А про себя подумал: «Вряд ли что секретное на соборе будет. Фивий же тут. Да и потом, всегда отключить можно».
Дед уселся на скамью, а я вошёл в зал.
