И если бы только это! Там есть ещё и загадочные тритоны. Это такие маленькие дракончики с полупрозрачными гребнями на коричневых спинках. Папа называет их представителями отряда земноводных и говорит, что они обычно обитают в болотах.
Про отряды Олежка знает только то, что есть пионерские и партизанские, и то, что они ходят колоннами. А про земноводных пока не знает ничего. Но он тут же представляет себе, как небольшой «отряд земноводных» колонной перемещается из одного болота в другое, по слухам более богатого насекомыми, и несколько его особо нетерпеливых представителей отделяются от него и со всех своих четырёх лап мчатся к Круглосветлому. Хотя может быть это и не колонна вовсе. Ведь партизаны, например, действуют скрытно, маленькими группами или в одиночку. Значит, если колонна этих земноводных ему раньше никогда не попадалась на глаза, то тритоны, наверное, из этих.
А ещё иногда сюда прилетают утки, и лакомятся этими бедными дракончиками, он сам видел. Ему ужасно жаль их. Они хоть и уродливые немного, но очень забавные и пугливые. Высунут острую мордочку из воды и щурятся на солнце. А чуть что – сразу нырк в водоросли.
Олежка догадывается, что эти утки – из отряда небоводных. А, может, водонебных? Ну, допустим. А вот с людьми как быть? Их ведь можно везде встретить – и на земле, и в воде, и в небе. И даже в космосе скоро будут. Потому как – кстати, об отрядах – он слышал, что в добавок к пионерскому и партизанскому недавно появился ещё один – отряд космонавтов. Значит, люди – представители гигантского отряда вездесущих: он слышал это слово, и теперь, кажется, догадывается, что оно означает.
Можно часами ходить вдоль берега и наблюдать за жизнью удивительного подводного мира. А можно сесть на скамейку cчугунными боковинами – таких скамеек немало в скверике – и смотреть на отражение проплывающих в небе пушистых облаков, когда на воде нет ряби. И каждый раз обнаруживать в их очертаниях то людей, то зверей, а то и вовсе каких-нибудь сказочных чудищ.
Или взять палку и стучать ею по белым пузырям, прячущимся под тонкой корочкой льда, чтобы, разбив его, выпустить на волю воздушного пленника. Но вовсе не из сострадания, а потому, что пузырь этот потом будет мешать разглядывать вмороженные в лёд ажурные кружева водорослей. Это так занятно. А ещё с нетерпением ждать, когда этот лёд достаточно окрепнет, чтобы, попробовав его на прочность, с разбегу прокатиться по его гладкой поверхности под протяжный писк разлетающихся вокруг трещин, напоминающий свист пуль, проносящихся под ногами. И видеть краем глаза слабаков, жмущихся на берегу и не решающихся последовать твоему примеру.
Олежка сидит на скамейке и смотрит на отражение неба в зеркальной глади прудика. Вот волчья свора, несущаяся за зайцем. Похоже, косому не уйти. Хотя, это уже и не заяц вовсе, а карликовый пудель. А это не волки, а паровозный дым. И поделом им, нечего к маленьким приставать. Поэтому правильно, что вылетели в трубу, как говорит бабуля про неудачников, обманувшихся в своих расчётах.
А вчера мальчишки из соседского двора пускали тут игрушечный кораблик с парусами, пушками и с чёрным флагом на мачте. Он им весь обзавидовался. Будь у него перочинный ножик, как у брата, он бы выстругал лодочку из дощечки, пусть даже небольшую, вставил бы в неё веточку вместо мачты и тоже пустил бы по воде. А ещё лучше было бы – научиться делать настоящие модели кораблей, причём самоходные, с моторчиком. Чтобы эти, вчерашние, уже завидовали ему, потому что он мог бы запускать свои модели по прудику в любую погоду, даже в безветренную. И гордиться тем, что он всё будет делать сам, и не ждать, пока родители родители тебе что-нибудь купят. Но это, пожалуй, случится ещё не скоро.
