– Вот что значит интеллигентная среда, – сказала мама, комментируя увиденное.
– Да, культура здесь на уровне, – согласилась я.
В нашу сельскую столовую у себя в поселке я никогда не ходила. Во-первых, в этом не было необходимости. Во-вторых, даже когда я проходила мимо столовой, меня тошнило от одного только запаха, исходящего от кухни. Там всегда почему-то пахло жареным луком, едким горелым хлопковым маслом. И от завсегдатаев этой столовой за версту пахло пивом, запахом дешевого табака, смешанным с запахом не то бензина, не то солярки, потом рабочих, водителей дальнобойщиков и трактористов. И у меня невольно слово «столовая» вызывало ассоциации с такой неприглядной картиной из неприятно пахнущей толпы рабочих.
Теперь же, после посещения студенческой столовой ГЗ, у меня, пожалуй, мнение о столовых изменилось в корне.
После столовой мы с мамой продолжили «экскурсию» по ГЗ и нашли много интересного. Меня больше всего впечатлил ДК МГУ. Я вспомнила увиденное интервью по телевизору у Алексея Кортнева, который когда-то был студентом и свою творческую карьеру когда-то начинал со сцены именно этого ДК. Помню, меня тогда приятно удивила его причастность к такому вузу, как МГУ, вопреки мифу о том, что все люди отечественного шоу-бизнеса, как правило, в большинстве своем необразованные, а подчас даже совсем круглые невежи. Как Саулешка утверждает, шоу-бизнес переполняют одни быдла, в силу лишь своих денег.
В общем-целом у нас создалось впечатление, что ГЗ является «государством в государстве». Здесь можно жить, не выходя на улицу и причем не боясь оказаться «за бортом». Здесь жизнь била ключом.
И теперь моя единственная задача на сегодняшний день – это ударная подготовка к экзаменам, к которым я приступила в тот же день.
После того случая мы с охранником Пашей подружились. Он меня больше не обижал, не делал мне больно. Он был ко мне добр, даже однажды разрешил мне подслушивать их с Машей, ну, когда они будут заниматься этим.
– Только смотри, чтобы об этом Маша не знала, и смотри, чтобы ты Машу не трогал.
А потом однажды он мне говорит:
– А хочешь, – говорит, – тоже потрахать женщину?
– А это как, – спрашиваю я, удивленный.
– А тебе сколько лет? – спрашивает он.
– Не знаю, – отвечаю ему, – мне скоро во взрослый интернат, – говорю.
– Ну, вот видишь, – говорит он мне, – сам говоришь, что во взрослый тебе пора, это значит, тебе уже скоро 18 лет будет. А в 18 лет, – говорит, – люди женятся.
– А как это? – спрашиваю я, опять удивленный.
– Ну, что ты заладил, как да как. Вот сегодня вечером я приду к Маше, а ты не спи, я за тобой зайду потом и кое-что тебе покажу, договорились?
– Ладно, – говорю.
В тот день вечером я как всегда помогал Маше помыть полы. Она мне очень нравилась. Особенно, когда она распускала волосы. Как только она распустит волосы, у меня почему-то в штанах мой корень, как сказал дядя Паша, начинает шевелиться, вставать, и мне становится больно. И так хочется потрогать Машины волосы, и вспоминается она голая, и становится невыносимо, будто мне не сидится на одном месте. Раньше так со мной бывало, когда я очень и очень хотел чего-нибудь украсть. Или деньги, или просто какие-нибудь вещи, которые не так лежат. Тогда у меня в штанах не шевелилось, но во всем остальном все было так. Тогда я ночь напролет не смог спать, а теперь я ночи напролет не могу заснуть, когда вижу Машу и очень хочу ее потрогать. Я через нее и дядю Пашу не любил, хотя он мне помогал во всем, как раньше дядя Коля. Дядя Паша брал меня к себе в охранницкую комнату, угощал чаем, иногда даже колбасой, разрешал мне смотреть телевизор у себя, разрешал просто так посидеть. Иногда разрешал, если погода была хорошая, пойти погулять во дворе. Все лучше, чем слоняться на этаже. Но мне очень и очень не нравилось, как он говорит о Маше, как будто он ее не любит. А когда он по ночам приходил к ней, и я слышал как он с ней делает
