Олух Царя Небесного - страница 27



Потом, тот же случай, напоминающий джокера в рукаве, свёл меня с богатыми дамами, интересующимися творчеством моего отца и, что особенно радовало – моим. Одна дама сама удачливый дизайнер из нашей среды, раскручивала богатеньких буратино на щедрые траты в новых русских квартирах. Крохи с царского стола перепадали и мне. О второй даме без придыхания и говорить невозможно. Можно только пропеть как музЫку. Она была из бывших советских инженеров-химиков, прозябающих полжизни в советских же НИИ. Но с приходом новых времён, из химика она превратилась в алхимика в делах странных и страшных (для меня), именуемым непривычным для нашего уха словом – бизнес. Не буду вдаваться в подробности, о которых я ни тогда, ни после – понятия не имел, скажу только, что жизнь моя приобрела ореол значимости. Она оценила и даже восхищалась, (бывало и такое) – моей живописью. Но, главное стала её ПОКУПАТЬ.

Впервые в жизни я держал в руках такие суммы новых русских денег, которые вселяли ощущение мощи и уверенности в будущем. Не буду говорить о тщете и обманчивости этих ощущений, скажу только, что я был перевозбуждён, конечно, но до полного безумия не дошёл. Здравого смысла хватило не соваться ни в какие авантюры, со сладкими посулами, ни в какие ВЛАСТЕЛИНЫ, МММ и прочие финансовые заманухи. Я был настолько лох, что даже не понимал, как там все эти схемы пирамид работают. Но ума хватило не «колотить понты» и не строить из себя крутого предпринимателя и супермена. Короче, излишки денег я покорно нёс в привычную сберкассу (которая стала называться Сбербанком).

Жил я тогда, как, впрочем, и прежде, свободным манером. Писал картины и безбожно пил (безбожно – значит привычно). Ещё у меня была подруга и сумасшедшая страсть к ней, о которой я написал целый роман. С подругой мы расстались, осталась только пьянка и невостребованная страсть. Со смертью отца всё это хозяйство переехало из мастерской в квартиру. Так и жил я, между страстью и пьянкой. Зато с мамой. Про маму я тоже всё написал. 13 лет жизни со мной возвели её, если помните, в ранг великомученицы. Она в статусе жертвы, я – в статусе её погубителя. Так мы и жили – мирно и вполне благополучно. Она тогда стала утёсом, об который разбивались валы моих страстей и желаний. Привести к ней в квартиру женщину было странно, даже невозможно. Это было негласное табу. Нет, я, конечно, периодически нарушал запреты. Мать никого не выгоняла, беседовала с избранницами с интересом, даже, бывало, выпивала с нами. Она нравилась им. Но ни у одной моей девушки не возникало территориальных претензий. Они как-то мельчали в её биополе. И всем всё было понятно. Да и редко они забредали сюда – была мастерская, где зависали мы по несколько дней.

К чему я об этом вспомнил? Девушки кончились быстро. Не потому что они кончились в природе, просто появились проститутки. Хотя, быть может, замена наших советских девушек на капиталистических проституток было вполне в духе того времени. Это было явление, на которое я, неуравновешенный и вечно пьяный, запал капитально. И с восторгом. Проститутки были красивые, весёлые и доступные. Во мне же бушевала неудовлетворённая страсть, усиленная кризисом среднего возраста и рутиной житья с вечно «умирающей» матушкой. Началась веселуха. Причём, это было не разовое падение в тартар, а некое сознательное действо. Будто кто-то нашептал мне, а я прислушался, как нужно красиво расставаться с жизнью. А расстаться мне страстно хотелось. Вот здесь новые русские деньги и пришлись кстати. Тогда проститутка стоила дёшево – за 100 баксов можно было снять на ночь двух, а сотенных бумажек у меня было немерено. Почему двух? – просто жажда была непомерна…