В тот вечер на наш дом напали неизвестные. Маму насиловали, били до вскриков раненой белуги. Отца ликвидировали быстро. Одним выстрелом в голову.
Не могу вспоминать об этом в деталях. Я будто разделил своё сознание на несколько частей и спрятал самые болезненные и яркие в другой, человечной части себя, которая крепко спит вдевяносто процентах моего бодрствования.
До того рокового дня у меня было все, о чём можно было мечтать — счастливое детство, любящая семья и тотальное ощущение безопасности. Мой отец не был богат, мы проживали в небольшом городке Вега, штат Техас. Он занимался выращиванием озимой пшеницы, но,несмотря на средний доход, постоянно расширял и обновлял семейный дом. Я помогал ему во всем, за что отец только не брался, и грезил тем, что в будущем стану первоклассным фермером и обязательно продолжу его дело. Как глупо это вспоминать сейчас, двадцать лет спустя, имея за плечами десятки жертв, которые умоляли меня сохранить им жизнь.
Хороший из меня вышел фермер, ничего не скажешь. Вместо пшеницы я вспахал немало душ и сердец, проехался по судьбамперерабатывающим трактором.
Вместо растений я закатываю в землю тела и грязные тайны, и наживаюсь на распространении дерьма, зла и грязи в нашем прогнившем мире.
Не люблю вспоминать истоки своего настоящего. Не хочу ковыряться в едва затянувшемся шраме. До восемнадцати лет я был одержим местью, и мечтал найти того человека, который убил Кармеллу и Томаса и ни секунды немедля устранил бы их с этого света. Хотя, нет, иногда я видел варианты, где лишаю виновника в жизни всего света и счастья, и оставляю в живых, преисполненного пустоты, чувства вины и сожаления.
Появление Ванессы в моей жизни немного погасило внутренний гнев и невыраженную ярость. Злость, обиду, боль девятилетнего парня, у которого отняли мечты, детство, все. Начиная от маминых панкейков по утрам, заканчивая часами, проведенными с отцом за строением дома.
Моя бывшая жена, Ванесса, была глубоко верующей девушкой, и иногда мне кажется, что она была послана мне для того, чтобы я научился прощать, но я не научился.
Не простил.
Это и невозможно.
Мой гнев и жажда мести лишь ненадолго уснули, чтобы вернуться с новой, разрушающей мощью.
Каждая мышца в моем теле превращается в свинец. Я закипаю от внутренней ярости и боли, мощного порыва растерзать кого-нибудь, что-нибудь…что угодно. Не замечаю, как ломаю декоративную часть кресла из дерева с громким щелчком. Ловлю на себе осуждающие взгляды Энтони и консильери, которые смотрят на меня с удовлетворением и предвкушением моей силы, которая сыграет на руку им и всему клану.
Они этого хотят? Этого добиваются? Что хотят увидеть, пробудить? Внутреннего зверя? Они его получат, черт подери. Теперь у меня есть колоссальная мотивация и жажда уничтожить на хер весь клан Ди Карло, опустить их на самое дно. Но я знаю, что поддаваться эмоциям нельзя, и есть причины, по которым я буду вести свою игру и внутреннее расследование, потому что знаю насколько пусты бывают слова Энтони Морте.
— Я прекрасно помню, отец, тот день. Что ты от меня хочешь сейчас? Когда я все сделаю, когда ты получишь то, в чем так нуждаешься, ты отпустишь меня? Ты же знаешь. Я не собираюсь соревноваться со Стефаном за первенство, Отец. Я не хочу быть боссом семьи, и не намерен становиться главой Морте. Я хочу свободы.
Как же мало. И как много, одновременно. Человеку на самом деле нужно не так много.
