Омуты и отмели - страница 19
– Я знаю: душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь! Мам, а папа меня правда простил?
– Конечно! Он же тебя любит.
– Мне так стыдно, ты не представляешь! Как я буду завтра всем в глаза смотреть…
– А ты у всех тоже прощения попроси.
– Ой, правда! Спасибо! Я так и сделаю, точно!
– Ты справишься?
– Я постараюсь. А то как же мне дальше-то жить? Ма-ам, а знаешь?..
– Ну, что такое? – Марина догадывалась, о чем пойдет речь.
– Мы с Митей… Мы любим друг друга. Правда! Я так счастлива!
– Конечно, любите. Я всегда это знала.
– Мама, ты знала и мне не сказала?
Марина захохотала, Муся растерянно моргала, потом тоже засмеялась:
– Ты знаешь, это такое чувство волшебное, правда! Я совсем пропадала, а пришел Митя – и счастье! И мне совсем необязательно с ним целоваться. То есть… Мне, конечно, хочется. – Она смущенно взглянула на Марину, но та улыбалась. – Но необязательно! Я смотрю ему в глаза, и все! Правда, у него удивительные глаза? Медовые! Ни у кого таких больше нет! И вообще он очень красивый! Волосы совсем золотые! Ты замечала?
Тут Марина просто сгребла ее в охапку и расцеловала в горящие огнем щеки:
– Девочка моя маленькая! Влюбилась!
А Муся смотрела на мать сияющими глазами:
– Ты знаешь, мне кажется, это как у вас с папой! Правда! Как ты думаешь?
– Мне тоже так кажется.
Они еще долго смеялись и шептались, обнявшись, пока к ним, кряхтя, не поднялся отец и не разогнал. Остаток ночи Марина шепотом рассказывала ему про Мусину любовь, чтобы подготовить, а то как бы опять не разошелся. Наутро Муся набралась храбрости и встала из-за стола, где все на скорую руку завтракали. Марина позвенела ложкой о чашку:
– Внимание! Муся хочет произнести речь!
– Мы одну вчера уже слышали, – тихо проворчал Семеныч. Но Муся отозвалась:
– Да, я, конечно, вчера неудачно выступила.
– Это точно! – сказал Ванька.
– Вань, ты потом можешь мне врезать, если хочешь, а сейчас дай сказать.
– Это что такое – врезать? – возмутился Леший.
– Да замолчите вы все! Говори, Муся.
– Я прошу у вас всех прощения за свое вчерашнее поведение. Вот. Мне стыдно. Я больше не буду. Постараюсь. И еще… Я хочу сказать вам всем спасибо за то, что вы меня вчера… воспитывали. Особенно дяде Толе. Можно, я вас поцелую?
Раздалось дружное: «О-о!» – и Анатолий, в жизни не красневший, весь залился румянцем. Муся подошла и поцеловала его в щеку, растроганный Анатолий приобнял ее и тоже поцеловал в висок.
– Муся! – Леший нахмурился, а Марина, улыбаясь одними глазами, строго сказала:
– Толя! Ты там не увлекайся!
– Марин, обижаешь! Я как дедушка, ты что!
– Знаем мы этих дедушек, – проворчал Лёшка, провожая глазами розовую от смущения Мусю, которая на обратном пути ухитрилась еще и Митю поцеловать: быстренько, в макушку.
– Это что ж такое? – сердито спросил Леший. – У нас сегодня что – день поцелуев?
– Конечно! – ответила Марина и поцеловала его. – А ты не знал?
Митя встал.
– Еще одна речь, что ли? Работать пора!
– Подожди, это интересно.
Митя тоже смущался, но держался твердо.
– Уважаемые Марина Сергеевна и Алексей Михайлович!
Анатолий присвистнул:
– Да тут все серьезно.
– Я хочу сказать, что мы с вашей дочерью Мусей, – тут он несколько сбился. – Правда, ей это имя больше не нравится, но мы пока не придумали другое, поэтому пусть так…
– Митя! Говори уже! – зашипела на него Муся.
– Да! Мы с Мусей любим друг друга и хотим пожениться. Не сейчас, конечно! Когда Мусе будет восемнадцать. И я прошу у вас руки вашей дочери.