— Нет, не всё! Не всё, Игнат! — я сжала кулаки, стремясь сдержать злость и не ссориться. — Ты же обещал мне, что не станешь контролировать. Я предлагала пойти на уступки, но ты сам сказал, что этого не нужно. Или ты забыл?
— Слава…
— Она хорошая, правда. И не шлюха она!
— Шлюха. Я мог попросить твою Женю залезть под стол, и отсосать мне. И она бы тебя не постеснялась, исполнила бы, — Игнат на секунду повернул ко мне голову, и усмехнулся. — Тебе не понравится то, что я сейчас скажу, но до встречи с тобой я с такими Женями и трахался. Отлично изучил таких.
— Ты ошибаешься. Она… да, она не совсем сдержанная в этом плане, но с тобой бы не стала, — буркнула я. — Так что, Игнат? Будешь нарушать свое слово, и ставить мне запреты?
— Делай как знаешь, — процедил он.
— Спасибо, — съязвила я в ответ.
Мало того что я себе напридумывала про Женю гадостей, так еще и Игнат туда же. А ведь я всё помню. Помню, как нам выдали пачки — не простые, а на деньги спонсора. У меня была восхитительная, розовая. И за час до выхода на сцену, нам тогда было по двенадцать лет, я нашла свою пачку всю измазанную чернилами. К педагогам было страшно идти, я понимала — получу. Артист должен следить за костюмами, нас этому с первого дня учили. И именно Женя нашла меня в слезах. Ох, как я рыдала. У меня была роль амура, приближенного к Спящей красавице, практически сольная на мой детский взгляд, тогда как остальные дети должны были просто танцевать на сцене. И Женя тогда утерла мои слезы, а затем отдала свою пачку. Забрала мою, обклеила её влажными салфетками, и вышла в ней, тогда как я танцевала в её костюме.
И именно Женя поймала нашу главную стерву-Соню, натирающую мои пуанты мазью. И это перед конкурсом, на котором я должна была коду Одиллии танцевать. Вышла бы на сцену, и ноги бы сразу запекло невыносимым жаром. Ох и оттаскала Женя её за волосы.
Нет, Игнат ошибается. Увидел лишь обертку, не потрудившись даже попытаться понять, что внутри. Еще и сердится на меня.
Игнат молчал, пока мы ехали домой. Молчал, пока поднимались в лифте. И когда вошли в квартиру. Я и сама сержусь на него, но… я ведь должна быть мягче. Это мужчины — агрессивные, и не терпят непослушания, но мы ведь мягкие, и умеем сглаживать такие ситуации.
Игнат все также в молчании помог мне снять пальто, повесил его, и принялся раздеваться. Я дождалась, пока он расстегнет свое пальто, и обняла его со спины.
— Не злись на меня.
— Я не злюсь.
— Злишься. Того и гляди, зарычишь. Такой грозный, — промурлыкала я.
— Ладно, я злюсь.
— Прекращай, — я просунула руки под его свитер, накрыла его пресс, и слегка царапнула ноготками. — Прекратил? Помогло?
— Помогает, да, — хохотнул Игнат. — Но слабо.
— Хмм, что же мне придумать? Могу предложить массаж, ты ведь поймал меня на слове, — напомнила я. — А еще… что же ты сказал? Кажется, что ты меня хочешь, да? Впрочем, я могла напутать.
— Нет, ты не напутала, — Игнат схватил меня за запястье, и заставил меня опустить ладонь с его пресса на бедра. — Чувствуешь?
Чувствую его эрекцию.
— Впечатляет, — тяжело сглотнула я. — Но сначала массаж. Тебе понравится.
Тем более, у меня есть идея, как совместить приятное с полезным.
18. 17
Наши дни
— Так, идите, погуляйте, — бросил папа брату и сестре.
Сестра надулась, но спорить не стала. Надела солнцезащитные очки, и кивнула Игнату:
— Здрасте и пока!
Вот же хамка малолетняя. На миг мне стало смешно от затянувшегося протеста младшей сестры, но хорошее настроение быстро улетучилось, как не бывало.
