Дикий, конечно, мудак, но не конченный. Поэтому, неловко вздохнув, успокаивающе проговариваю:
– Всё наладится…
Он ухмыляется, будто я сказала что-то забавное. И смотрит на меня прожигающим изучающим взглядом, как на любопытный экземпляр.
– Думаешь?
Вот теперь Дикий мне вполне знаком. Это его нахальное выражение лица самоуверенного подонка, который привык всё контролировать. Такого утешать и не тянет.
Я прям сразу вспоминаю, с кем сейчас говорю. И про требование насчёт пуговицы тоже.
Но вместо того, чтобы послать его и просто уйти, всё-таки отвечаю на дурацкий вопрос:
– Ты наглый, – спокойно констатирую, больше не впуская в голос мягкие нотки, которые Дикому, видимо, кажутся нелепыми. – У таких обычно всё налаживается.
Хмыкнув, Дикий проходится мне по фигуре каким-то задумчивым взглядом.
– Интересные выводы, – насмешливо подмечает.
В зелёных глазах появляется новый опасный блеск, и я нервно сглатываю. Всё-таки разговаривать с ним будучи трезвой – совсем не то же, что пьяной. Наверное, мне только показалось вчера, что Дикий смотрел и вёл себя как нормальный парень.
– Я пойду, – почему-то в мой голос проскальзывают хрипловатые нотки.
Уже разворачиваюсь к двери, когда слышу небрежное:
– А если мне хреново, и я нуждаюсь в утешении?
Замираю. Что-то мне подсказывает, что это Дикий таким образом издевается над моей недавней неуклюжей попыткой оказать ему поддержку, чем и вправду вот так странно просит остаться и побыть с ним ещё немного. Но… Вопрос будто на надрыве, даже если и стёбный. Просто чувствую, и всё тут.
Не ухожу. Но осторожно подмечаю, снова повернувшись к Дикому:
– Не думаю, что ты в этом нуждаешься.
Его губы слегка дёргаются, пытаясь, видимо, опять изобразить очередную ухмылку. Но в итоге её нет. А смотрит Дикий как-то пусто на этот раз.
– Действительно.
Почему этот ответ не звучит для меня убедительно? Почему слышать его мне как-то даже не по себе? Словно ковыряет что-то изнутри.
Вряд ли я вообще смогу привыкнуть думать о Диком как о человеке, которому может быть грустно. Машинально подвох ищу. Но ведь чувствую, что его нет. Даже если он и вправду думает, будто не нуждается в утешении – что-то всё равно случилось, и не отпускает его никак. Я это чувствую и почему-то не могу оставаться равнодушной.
Сейчас передо мной совсем не Дикий.
– Ник…
Он едва уловимо вздрагивает, словно удивившись тому, что я по имени называю. Слишком привык к обращению «Дикий»? Видимо, да, раз его имя не все помнят вообще.
От этого мне, конечно, даже интереснее, откуда эта дурацкая кликуха пошла. Но, наверное, не стоит спрашивать его об этом сейчас, когда я её как бы отбрасываю обращением по имени. К тому же… Я ведь помню это его «скажу, если поцелуешь». И как потянулась к нему, пьяная идиотка. Теперь с него станется взамен ответа потребовать нечто подобное, тем более что пуговицу расстегнуть он мне вообще без поводов велел.
Нет уж, не так мне и интересно, как там что и откуда у этого… Дикого.
– Что? – торопит с ответом он, правда, совсем не настойчиво.
И смотрит так пристально, что мне не по себе. Я как-то даже сразу забываю, что хотела ему сказать. Да и хотела ли? Его имя просто сорвалось с губ.
– Спасибо, что помог мне вчера, – нахожу, наверное, самые подходящие слова.
Вот только взгляд Дикого неодобрительно мрачнеет.
– Больше чтобы я тебя на подобных тусовках не видел, – обозначает он.
Тем самым своим бесящим непоколебимым тоном. Опять эти его замашки собственника.
