Эсбен кивнул и бросил в чемодан мятую пижаму. Кайса посмотрела на брата, покачала головой и принялась аккуратно складывать пижаму – рукав к рукаву, штанина к штанине.
Сердце Софии сжалось. Она была учителем и знала, как следует обращаться с детьми, знала, когда нужно быть непреклонной, а в каком случае можно дать слабину. Но этого было мало. С этого дня ей стоило вновь научиться быть матерью.
Когда вещи были собраны, София отправилась готовить ужин. У нее не было аппетита, но детям было необходимо что-то съесть. В холодильнике хранилось полно продуктов. Почти все это они выбросят утром, чтобы не везти с собой. На верхней полке София увидела два крупных яблока и решила приготовить оладья по рецепту, которым думала, что больше никогда не воспользуется.
Эсбен стоял в их с Кайсой комнате. Он запоминал. Взгляд метался от кроватей к письменным столам, взлетал к потолку и опускался к мягкому ковру. На его прикроватной тумбочке стояла подставка для карандашей и рисунков, где был закреплен альбомный листок с изображением большого медведя, за которого он получил высокую отметку на рисовании. Эсбен хотел забрать рисунок с собой, но передумал. Вместо этого он взял карандаш и написал над ухом медведя: «маме и папе». На кровати Кайсы остался большой плюшевый заяц, который ей на прошлое Рождество подарили родители. Сестра не пожелала его брать. Она сказала, что он будет присматривать за домом. Кто-то должен остаться за главного. Пусть это будет мистер Магнуссон. Эсбен сел на свою постель и обхватил себя руками за плечи. Он не мог поверить в смерть родителей. Ему отчаянно хотелось, чтобы все это было просто злой шуткой или ошибкой. Ведь это не могло быть правдой. Их мама и папа. Они не могли погибнуть. Не могли оставить их.
В комнату бесшумно вошла Кайса. Она села возле ног брата и положила голову ему на колени. Вскоре Эсбен увидел, как на пол капают ее слезы. Он ничего не сказал – только погладил сестру по длинным волосам. Они просидели так до тех пор, пока не услышали голос Софии из кухни. Она звала их ужинать.
В Раттвике даже время текло по-особенному. Эсбен и Кайса провели в нем всего неделю, но им казалось, что минул уже месяц. Это действительно был небольшой городок, где солнцу требовалось несколько часов, чтобы выпутаться из ветвей деревьев и подняться над горизонтом. Лес был огромен. Озеро было огромно. Эсбен и Кайса чувствовали себя крошечными. В первый день София показала им библиотеку и трассу для бобслея, затем отвела в школу, где их записали на занятия. Кайсу – в пятый класс, а Эсбена – в четвертый. Местная школа была гораздо меньше, чем в Стокгольме, но за ней располагался широкий стадион, который пришелся детям по душе. Понравился им и дом Софии – большой, двухэтажный, с просторной террасой и видом на лес. София разместила племянников в свободной комнате на втором этаже. Эсбену и Кайсе сначала показалось, что в ней уже кто-то живет. На столе громоздились тетради и смятые бумажки, а на постели, коркой в потолок, лежала книга в серой обложке.
– Эта комната принадлежала моему сыну, – сказала София. – Теперь она ваша.
Некоторые слова слишком тяжело произнести вслух при всей их простоте. Эти были как раз из таких. София вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Она стояла у лестницы в коридоре и смотрела вниз. Сколько раз ей хотелось оступиться и упасть.
