Он звал волков - страница 21



– Марты, Астрид и Маргариты.

Кайса прошла вдоль рядов с рыбой и встала напротив прилавка с овощами. Она не успела рассмотреть его содержимое, потому что ее локтя кто-то коснулся. Кайса обернулась, и глаза ее распахнулись от радости и изумления. Перед ней стоял мужчина за сорок в длинной куртке цвета хаки. Он был неаккуратен – неровно остриженные каштановые волосы, мятый ворот рубашки, выбивающийся из-под расстегнутой куртки, щетина, съехавшие набок очки. В руках он держал головку мягкого сыра и плоскую коробочку засахаренных фруктов. Узкое лицо мужчины могло бы показаться некрасивым и отталкивающим, но тепло его улыбки скрадывало всю неряшливость облика, превращая изъяны в харизматичные отличительные черты.

– Боже мой! – воскликнул он. – Кого же я вижу? Кайса Лундквист!

Кайса широко улыбнулась ему в ответ. Она хорошо знала этого человека. Любимый учитель – как и первая поездка в парк аттракционов или первая любовь – не забывается. Его звали Юнатан Бергман. Он преподавал литературу. Даже спустя столько лет воспоминания об его уроках отзывались у Кайсы теплотой под сердцем. Она помнила его старомодный настольный набор – деревянный лоток для бумаг, подставку для карандашей и ручек, многоразовый перекидной календарь. Помнила и обветшалый кожаный портфель с застежками, в котором он носил домой сочинения учеников для проверки. В кабинете Бергмана всегда пахло цедрой – он предпочитал чай с лимоном. На стене рядом с классной доской размещалось широкое полотно с изображением детей из романа Харпер Ли «Убить пересмешника». Кабинет располагался на солнечной стороне, поэтому ранней осенью и поздней весной по партам и лицам учеников скользили теплые блики. В самые холодные дни, которых в Раттвике было немало, Бергман раздавал своим подопечным пакетики горячего шоколада и кипятил электрический чайник, чтобы все желающие могли немного согреться.

– Ох, это вы!

Кайса протянула руку для рукопожатия. Бергман склонил голову на бок, перехватил покупки под мышку и пожал ее ладонь.

– Как же я рад! – он вдруг несколько стушевался. – Слышал о вашей утрате. Очень соболезную тебе и Эсбену. Прошу прощения, что не удалось попасть на похороны. Я только на днях вернулся в Раттвик.

Кайса коротко кивнула.

– Спасибо. Вы все еще работаете в школе?

– Конечно. Я бы не смог заниматься чем-то другим. Особенно здесь. А как твои дела? Как поживает Эсбен? Вы оба живете в Стокгольме?

Они немного отошли от прилавка, чтобы не смущать других покупателей, и Кайса начала короткий рассказ о том, как сложилась ее жизнь. Бергман слушал внимательно, иногда кивал или одобрительно улыбался.

– А мне и рассказать нечего, – вздохнул он, когда Кайса закончила говорить. – Здесь все как прежде. Солнце встает вон там, а садится во-он там. Окна все еще скрипят от холода, а школьные собрания все еще проводятся в старом зале с фортепиано.

– Кажется, вы уже третий, кто это мне говорит. Что здесь ничего не меняется.

– Потому что это правда. Так что ничего удивительного, – взгляд Бергмана вдруг стал очень пристальным. – До чего же странно вновь видеть своих учеников. Обычно они уезжают, поступают в колледж и никогда не возвращаются. Видят Раттвик только на открытках, которые им по почте высылают родители или другие родственники.

– Здесь совсем никто не остается?

– Единицы. Из вашего класса осталось всего четверо ребят, включая Фредерика Норберга, но ему, понятное дело, незачем уезжать.