– Конечно не все, дочка, память у меня уже не та, кое-чего не помню совсем, – ответила понимающе пожилая сеньора.
– Я пришла за дочерью, не знала, что она здесь.
– Но мама, я всегда здесь после танцев.
И тут Антония поняла, как плохо она знала собственную дочь. В вечном трауре по сестре, она совсем забыла про свое маленькое сокровище. Преодолев себя, она отворила калитку и вошла внутрь. Что-то изменилось. Это был уже не тот бедный домик, теперь тут все сверкало. Она часто слышала сплетни соседок про то, что сын дома Равиола стал богатым человеком и полностью содержит мать и сестру, прислал деньги на реконструкцию танцевального класса, но сам поклялся не возвращаться на Побережье никогда в жизни. Как бы не старался он изменить этот дом, его суть осталась та же, самая настоящая андалусская.
– Садись, послушай, Хулио пытается сыграть на гитаре.
– Гитара Игнасио, – констатировала завороженная Антония. Кармен улыбнулась, протягивая ей чашечку гаспаччо, – Значит, ты и есть сын Гильермо, который встречается с моей дочерью? – она посмотрела ему прямо в глаза.
– Мама, мы не встречаемся, мы делаем вид, – призналась Флоренсия.
– Я им говорю, что врать – это плохо, – покачала пальцем Кармен.
– Просто я не хочу танцевать на фиесте в женском платье, – оправдывался Хулио, Антония его явно пугала.
– Слава Богу! – выдохнула Антония, – А ваш гаспаччо – самый лучший, Кармен.
– Спасибо, Тони, ты всегда знала ему цену.
– Тони? – удивилась Флоренсия, – Мама, тебя так никто не называет.
– Это прерогатива семьи Равиола.
– Тогда и я тебя буду так называть, – предложила Флоренсия. Антония на минуту задумалась, а затем сказала:
– Тебе тоже можно, а теперь нам пора.
– Я провожу вас, – предложил Хулио.
Кармен наблюдала за уходящим трио и думала о превратностях жизни. Иногда все возвращается, даже то, от чего ты бежал, то, что ты, навечно похоронил в задворках своего сознания. Бог знает лучше, что лучше для нас. И все возвращается, чтобы остаться, или чтобы изменить тебя. Возвращается все, что не забывается, и не забудется то, что вернется.
Едва самолет приземлился на испанскую землю и Игнасио вдохнул воздух Родины, воспоминания накрыли его с головой. Он вспомнил даже то, что навсегда было забыто. Его затрясло в ознобе обновления потерянного, словно душу вывернули наизнанку и заполнили старыми эмоциями и впечатлениями.
– Папа, тебе плохо? – это была она, свет его жизни, его дочурка Лус (Лус в переводе с испанского «Свет»).
– Это была плохая идея привезти тебя сюда, – коротко ответил он, когда они садились в такси.
– Почему же? Мне нравится этот город, он красивый. Мы едем к бабушке?
– Нет, мы остановимся в отеле. Бланка сказала, что бабушка очень больна, думаю, ей нужен покой.
Лус недовольно взглянула на отца, даже она понимала, что ей нужен не покой, а ее сын и единственная внучка.
– А когда я увижу ее и Бланку?
– Не знаю, посмотрим.
– Но я ведь их увижу? – испугалась Лус.
– Увидишь, дочка, но только не сегодня. Сегодня я сам их навещу, и потом мы встретимся.
– Папа я хочу поехать с тобой! Я хочу посмотреть на дом, в котором ты вырос.
– Лус, ты очень похожа на свою маму, и я боюсь, что люди узнают тебя и будут задавать всякие глупые вопросы и это сделает тебе больно.
– Папочка, милый, мне совсем не больно, а наоборот, я счастлива! Ты никогда не говорил, что я очень похожа на маму! А у Банки есть ее фото?
