– Пойдем, погуляем, фиг с ними, танцами, – сказала я.
– А ты правда танцуешь? Вот как описала.
– Правда. Но я не хочу показывать. Это я для себя, наедине.
– Да, бывает. Что-то лучше наедине. Я как-то не так сказал, я другое имел в виду, когда спросил. Ты Ромку давно знаешь?
– Так, условно. Я вообще тут прижилась, как чайный гриб – не знаю за какие заслуги.
– Чайный гриб (улыбка). Очень образно говоришь. Ладно, пойдем гулять в твою сторону.
Я шла, как механическая кукла. Одной рукой придерживала сползающий рюкзак, второй держала первую. «Что происходит?» – билось рыбой об лед в моей голове. Накал страстей перегорел, оставив привкус адреналина и бесчувственную тупость. «Что происходит? Зачем он со мной идет? Чего он хочет? Что происходит?»
Он шел рядом, убрав руки в карманы брюк, смотря себе под ноги и вперед. Он о чем-то думал. А я думала о его косе, которая была длиннее моей.
– Почему ты носишь косу?
– Привык. Мне нравится. А волосы у меня путаются. Ты тоже носишь косу.
– Да, но ты… Мужчины же не носят обычно кос?
– Мне нравятся. Я к ней привык. А мы куда идем?
– А, да. Тут далеко, я сама пойду, я люблю тут ходить. Тебе незачем, наверное. Тут еще минут сорок.
– Нет, мне есть зачем. Ты тогда долго болела?
– Нет, буквально неделю, и оправилась, я даже не кашляю! А обычно у меня это застревает надолго.
– Мы в тот день учились, мне Ромка сказал, что ты его ученица и друг. Я подумал, что он учит тебя танцам.
– А, вот оно что! Нет, он меня очень давно учил. Математике. Я тогда совсем девочка еще была. А с год назад мы случайно встретились, и как-то вот я с тех пор есть.
Я шла и думала, что то, чего хочу я – несбыточно. Хочу – упасть в траву, залитую солнцем, и щуриться на синее-синее небо, пересеченное пением и щебетом птиц. Хочу «чувствовать землю между пальцами ног», хочу всего того, о чем мечтают люди, что, наверное, бывает где-то, раз об этом столько пишут и поют. Я думала мысли, от которых мои руки и ноги леденели, я была рядом с мужчиной, к которому со страшной силой хотела прикоснуться. Я трогала самых разных людей и очень ярко понимала, что это прикосновение – о другом. Что оно сделает другой меня. Мои мысли шли дальше, а я ошалело слышала их ровное, похожее на поезд, биение в голове. Слышала и боялась их думать. Они текли отдельно от меня. Мне было больно наступать, потому что ноги мои были заняты в это время чем-то совсем иным, нежели ходьбой. Мне было неуютно и страстно хотелось, чтобы эта неуютность продолжалась. Я гудела изнутри, как корабельная рында в предвестии бури. И боялась, что вот-вот спугну какие-то события. В тот момент мне вспомнились зубчатые колеса, перемалывающие сознание Акутагавы Рюноскэ, и показалось, что я вижу, как они катятся мне навстречу. Я посмотрела на Сашу. Он в тот же момент посмотрел на меня. Он посмотрел большими, расширенными глазами, в которых читался вопрос и страх. Я отдернула взгляд, сморгнула и снова посмотрела на него. Оно тоже смотрел, он ждал, не отводил взгляд, пока я моргала. Мы остановились, я чувствовала, как застываю, как мне томительно хочется узнать, что же будет дальше.
– Ты мне очень нравишься.
Я не ждала этого. Я не знала, что так бывает. Я знала, что должно пройти какой-то долгий путь, в конце которого стоит запись о количестве изданий, переизданий, отпечатанных экземпляров и страниц.
– Ты мне очень нравишься, ты не против?
