— Майя, — обращается ко мне Кудинов и закрывает дверь, запирая нас двоих в пространстве, которое может взорваться от любого нашего движения. От одного моего вздоха, потому что в нём слов больше, чем в чём-либо ещё. В нём правды больше, чем в том, что я готова ему сказать.
— Фарид, я не намерена с тобой говорить, — резко поднимаю на него взгляд и поджимаю губы. — Ты мне неприятен, и я бы хотела, чтобы ты сейчас вышел. Оставил меня одну ждать Полину. Нам не о чем говорить, а тем более нам незачем оставаться один на один.
— Ненавидишь?.. — догадывается, хмыкнув.
Позволяю себе пройтись по нему взглядом и рассмотреть. Отметить то, что его телосложение стало спортивнее. Он стал худее. Постригся. Бородка стала увереннее и взрослее. И взгляд. Он стал совсем-совсем другим. Осознанным, уверенным, болезненным и взрослым. Слишком взрослым для его возраста.
— А были другие варианты? — с вызовом в голосе спрашиваю. — Я ведь любила тебя, Фарид. Ждала, что ты будешь искать меня, когда станет легче и ты осознаешь свою ошибку. А ты… — замолкаю, не решаясь произнести это вслух. Описывать свою боль и причину слёз и депрессии пять лет назад.
— Прости.
— Разве эти женщины стоили хотя бы частички меня? — не выдерживаю, и вопрос слетает с моих губ: — Почему ни одна из них не задержалась рядом с тобой хотя бы на неделю?
— Не стоили, — соглашается, хмыкнув.
— Но они были рядом с тобой, — быстро стираю слезу, которая непрошено скатилась по щеке. — На всех этих фотографиях в социальных сетях. И в газетах.
И в отражении моих слёз. В каждом моём кошмаре. Бессонных ночах. В каждом мгновении, когда я старалась убедить себя, что всё это ложь! Игра! Пыталась поверить Аде.
Но этих фотографий и женщин становилось всё больше и больше.
— В любом случае, спасибо, — меняю свой тон на стервозный. — Благодаря тебе я стала сильной и независимой.
— Конечно, ты стала независимой, — язвительно тянет, отведя взгляд. — Когда рядом с тобой такой, как Дан, грех такой не стать.
— Ты думаешь, что это его заслуга? — медленно встаю со стула и выпрямляюсь. — Думаешь, его? — срываюсь на крик от той наглости и подтекста в его словах. Но… — Да! То, что я сейчас здесь стою перед тобой — его заслуга! Его и только его! Не твоя, Фарид! Ты меня сломал, а он починил! Он всегда был рядом со мной! — подхожу, тыча пальцем в его грудь. — Каждый раз, когда я плакала, он сидел у моей кровати и утешал! Когда мне было больно! Когда меня без конца тошнило! Когда я лежала в больнице и боялась! Он был! Он и только он был рядом со мной!
— Ты, — начинает что-то отвечать Кудинов, но вошедший в комнату человек прерывает его.
Дан, не изменяя себе, с наглой усмешкой, спокойной, размеренной походкой входит в комнатку официанток.
— Так-так, — тянет, натягивая на лицо улыбку. — Так и знал, что застану вас двоих здесь наедине. И Полина куда-то исчезнет. Интересно, какой там столик разбился, если все целы… — поворачивается к Фариду, и его улыбка становится похожей на оскал маньяка. — Фарид, Фарид, ты же по телефону отошёл поговорить. Собеседник не ответил? Или будильник не сработал?
— Поговорил, — кидает Кудинов и в одно мгновение складывается пополам от кулака Богдана, который мужчина впечатал ему в живот.
— Ещё раз тебя рядом с ней увижу, и я тебе ноги окончательно сломаю. Раз и навсегда. Усёк? — угрожающе произносит Дан.
Разворачивается уже ко мне, чтобы взять за руку и увести, но неожиданно что-то вспоминает и обратно поворачивается к своей жертве. И локтем ударяет его куда-то в спину.
