Мама стискивает мои плечи и что-то говорит. Я будто оглохла. Вижу, как двигаются ее губы, но слов разобрать не могу.
– Еся! – мама сует мне под нос ватку, смоченную нашатырем, и я резко отодвигаю ее руку.
– Нормально, – слышу свой замогильный голос и еще раз смотрю на черный, как ночь, экран телефона.
– Он обязательно позвонит. По новостям сказали, что вроде пострадавших нет.
Мама протягивает стакан воды, и я совершаю несколько жадных глотков в желании промочить пересохшее горло.
– Да, ты права.
Говорю одно, но делаю абсолютно другое. Снова прикладываю смартфон к уху, слушая мерзкий голос робота.
– Что-то девочки до сих пор не отзвонились.
– Что?
– Катя с Леной сегодня к подружке ночевать поехали. До сих пор не позвонили. Я набирала пару раз, одни гудки.
– Может быть, музыку врубили дома, не слышат, – предполагаю, завороженно наблюдая за кадрами на экране телевизора.
Они словно специально третий раз за час повторяют этот эпизод.
Машина мэра подъезжает к зданию администрации. Резкая канонада выстрелов снова заставляет вздрогнуть. Где-то вдалеке слышатся крики людей, охрана высыпается на улицу…
Кадр меняется.
Теперь здание администрации окружили полицейские машины. Кажется, там есть даже ОМОН. Самого мэра, как и всех, кто находился в момент обстрела в его машине, не показывают.
Комментариев никто тоже не дает. До сих пор.
Мама подсовывает мне еще чаю, а в дверь звонят.
Почему-то я уверена, что это Андрей, глупо, конечно, так думать. Даже если с ним все в порядке, сейчас ему точно не до меня. Но тонкая ниточка надежды все еще присутствует.
Сердце заходится в бешеном ритме, ударов не сосчитаешь.
Открываю дверь и обмираю.
За порогом стоят два человека в темных костюмах.
– Здравствуйте…
Оглядываюсь на маму, которая успела встать за спиной, и делаю шаг назад.
– Токарева Лидия Денисовна?
– Да.
– Вам нужно проехать с нами.
– Что происходит? – вмешиваюсь, отлипая от стены.
– Вам все объяснят. Собирайтесь.
Мама охает, и почему-то бежит за сумкой, не задавая этим людям ни единого вопроса. Я выхожу следом за ними, закрываю дверь и украдкой смотрю на часы.
Почти десять вечера.
На улице, один из «пиджаков» показывает удостоверения.
Возможно, это как-то связано с отцом. Мало ли о чем и с кем договаривался Андрей. Может быть, нам нужно дать какие-то дополнительные показания? Или же из-за нападения грозит опасность? В таком ключе думать не хочется. Но всякое может быть.
Куда нас везут, понятия не имею. По идее в полицию.
Но когда вместо отделения мы оказываемся у городской больницы, становится не по себе.
На крыльце к маме подходит человек в синем кителе, что-то негромко говорит ей на ухо. Хочу сделать шаг, чтобы тоже послушать, но прирастаю к земле. Телефон, что я все это время сжимала в ладонях, оживает.
Андрей.
Свайпаю по экрану ледяными пальцами и отхожу в сторону.
– Как ты? По телевизору ничего не сказали, в интернете тоже тишина. Я так переживала, – тараторю, снова давая волю чувствам. Слезы давно исполосовали щеки.
– Со мной все нормально. К вам уже приходили?
– Да, мы в больницу приехали, нам ничего толком не сказали…
Мою фразу обрывает мамин надрывный вой. Она падает на землю и бьет себя в грудь. Мне становится дико страшно.
– Я перезвоню, – бормочу в трубку и кидаюсь к ней. Опускаюсь рядом, упираясь коленями в бетонные плиты, которыми устлано крыльцо. – Мам? Что с тобой? Что происходит? – верчу головой в поисках объяснений.
