– Любезные! – человеческим голосом заговорил конь. – А где тут у вас трактир «Пляс скомороха»?
Один стражник в приплюснутой металлической шапочке от неожиданности сел на землю, челюсть его отвисла от удивления и он испугано икнул. Второй же не растерялся и резко ощерил копье против Никиты. Тигроконь тяжело вздохнул, закатил свои неземные глаза в небо, пробормотал что-то типа «Бо-о-о-же Перуне!» и устремил немигающий взгляд на стражу.
– Сейчас вы проводите нас в «Пляс скомороха», – змеиным шепотом заговорил Никита. – Потом поспите полчаса, а потом совсем забудете, что кто-то вечером здесь проходил. Начали! – скомандовал тигроконь и стражники деловито засуетились. Один взял Незабудку под уздцы, другой убрал оружие в маленький домик, закрыл ворота и все вместе они уверенно двинулись вперед.
Онфимка, как и всегда, в полном восторге смотрел на город. Был он по большей части деревянным и тоже состоял из изб и теремов, как и селение мальчика. Но тут они стояли не только вдоль по земле, но и ввысь – друг на друге! В селении таким было только святилище, а тут – каждый почти дом был из двух или трех изб, поставленных друг на друга. И были они богато украшены резьбой, рисунками, красками, поделками из глины и дерева. Кони, украшавшие крыши, были такой невероятной резьбы, что на некоторых домах казались живыми – вот сейчас захрапят и поскачут рядом! Многие дома украшали резные фигурки животных – медведи, лисы, лоси, олени, кабаны и даже милые уточки. Вообще, иногда возникало ощущение, что в городе идет какое-то соревнование – кто сильнее украсит свой дом. На ином тереме можно было увидеть деревянных расписных русалок, плескающихся на стене в полдома! На другом самые невероятные птицы со всей земли сидели на стенах и не только по красной* линии улицы, но и со двора, что считалось уже совсем шиком небывалым. Резьба на всех домах, даже самых крохотных вдовьих, была такой невероятной воздушности, что казалось, прикоснешься пальцем и тончайшие узоры рассыплются на глазах. Но чтоб вы знали, многие эти дома стояли уже столько лет, что даже деды самых старых дедов из ныне живущих их помнили, а это уж куда больше ста лет назад, так Онфимке рассказывал отец.
Трактир «Пляс скомороха» стоял совсем рядом со стеной Белого города – на княжей площади. С одной ее стороны стояли княжьи палаты, окруженные домами дружины. Немного сбоку располагалась конюшня, там стояли лошади витязей* – главных защитников города. За конюшней уютненько приткнулся небольшой трактир с постоялым двором – для торгующих со всех земель мира. На дворе была конюшня, куда Онфимка отправил Незабудку. Сначала он засомневался, что Никиту пустят в зал с людьми, но тому достаточно было мельком бросить свой белый взгляд на трактирщика и его гостей, чтобы те немедленно отвели от него глаза и занялись своими привычными делами.
– Дружище, нам мяса, хлеба и побольше хмельного меда, – распорядился Никита. – Вот уж чего-чего, а меда такого на том свете не сыщешь, надо хорошенько подзаправиться, пока здесь. – И тигроконь то ли заурчал от голода, то ли замуркал от предвкушения скорейшего наслаждения чем-то, пока Онфимке неведомым.
Дочка трактирщика уже шла к столу, держа в одной руке цельную голову горячего хлеба, а в другой – два больших глиняных ковша, наполненных янтарной жидкостью – пьяным медом. Никитка набросился на питье, как будто не видел его много лет, а Онфим с великим благоговением отломил от ароматного хлеба краюху и стал ее есть, вспоминая маму и бабушку и всю большую теплую семью, ужинавшую за огромным деревянным столом. На глаза его навернулись две скупые мужские слезинки, потому что он был уже достаточно взрослым, чтобы не плакать. Трактирщик летел к новым гостям, высоко подняв обе руки и держа в них по подносу, на которых дымилось по куску мяса, только что снятого с ве́ртела. В каждый поднос было воткнуто по ножу с вилкой-двузубицей. Обычный походный ужин торговца или воина показался Онфимке пиршеством. Вскоре тарелки опустели, на никиткиной не осталось даже косточек. Заказали еще по ковшу меда.
