На пороге спецназовского «Форда», наслаждаясь тишиной и свежестью вечера, сидел водитель автомобиля. Поднятый воротник его зимнего камуфляжа закрывал уши, а вот голова, лишенная растительности, оставалась открытой для воздействия атмосферных явлений, словно и не мерзла.
Чуть выше, прислонившись спиной к сиденью, на полу разместился молодой краснощекий брюнет с правильными чертами лица. Поверх курчавой шевелюры он натянул черный вязаный подшлемник, бушлат застегнул на все пуговицы, но все равно зябко ежился. А может, нервничал. Лейтенант Новиков в спецназ попал буквально на днях. До этого он полгода мотался по полевым выходам и командировкам в составе отдельного десантно-штурмового батальона. Должность у него была громкая – начальник медицинской службы. И амбиции великие: по окончании военно-медицинского института собирался стать анестезиологом. Только сразу в ординатуру пробиться не получилось – хоть и не околачивал груши за годы учебы, а пахал волонтером в реанимации, связей нужных вовремя не оказалось. Да и реформа в армии началась. Вот и распределился, будучи офицером, на сержантскую должность с громким названием. Но уходить из Вооруженных сил не захотел (стоило ли тогда погоны надевать и из казармы долгими веснами завистливо глядеть, как одноклассники с девчонками по улицам шатаются?). Обещания командования отправить на учебу с каждым днем службы становились все призрачнее. Кому охота расставаться с толковым офицером, выполняющим свои обязанности, да еще и семьей не обремененным. Его ведь можно пользовать и в хвост и в гриву, и по назначению, и без, что, собственно, с успехом и практиковалось. В бригаду СпН попал случайно – встретил однажды в госпитале, куда привез солдата с аппендицитом, коллегу. Оказались земляками, пообщались. А потом неожиданно пришел приказ о переводе, и сразу же командировка в Кыргызстан. Теперь в составе группы специального назначения он, Владимир Новиков, сидел и ждал приказа выдвигаться. А пока суд да дело, доставал Баюна расспросами.
– …А почему «Батя»? – шепотом спросил он лысого водителя, краем глаза наблюдая, не появился ли командир, не слышит ли. Смуглый до черноты воин провел ладонью по гладкой макушке и щербато улыбнулся.
– А как же еще его называть? – говорил он вкрадчиво, тихо и без малейшего акцента, хоть и был чистокровным таджиком. Сказалось место рождения – он был москвичом в третьем поколении. – Он ведь нам отец родной!
– И мать! – раздался голос с переднего сиденья, где временно разместился круглощекий здоровяк, который должен был вести грузовик с кунгом.
– Ага, – согласился Баюн. – Если честно – не знаю почему. До меня все так звали, и я зову. Надо Шоно спросить, он с ним давно вместе служит.
Новиков не унимался. Раз уж зашел разговор, то надо было выяснить все и про всех по максимуму, чтобы не попасть впросак, как случилось пару дней назад с нелюдимым и угрюмым сержантом, которого за глаза иногда звали Ковбой. Тогда доктор ляпнул что-то в его присутствии о сигаретах «Мальборо» и чуть не схлопотал в челюсть по неизвестной для себя причине.
– А «Баюн» – что значит? – спросил он осторожно, хоть и знал, что водитель на это прозвище откликается и реагирует спокойно.
– Это сложно, – снова заулыбался таджик. – Эй, Злой! Может, объяснишь?
Толстяк пожал плечами и ласково посмотрел на водителя:
– Ничего сложного. Все из-за прически.
