Все напрасно. Поежившись от ледяного августовского ветра, констебль направился в сторону кэба, но случайный взгляд, выдернул из ночи странный отблеск мостовой. Нагнувшись, Джинкс аккуратно поднял огромное воронье перо и с любопытством покрутил его в руке.
Ветер, налетевший откуда-то с севера, показался ему слишком промозглым, совсем не типичным для этого времени года. По спине пробежали мурашки, а руки предательски затряслись, словно у заядлого забулдыги. Джинкс глубоко вздохнул, сдерживая участившееся сердцебиение, и убрал находку в карман.
– Сон, всего лишь, сон…И ничего больше, – повторил он не веря самому себе.
Разогнав случайных зевак и распорядившись по поводу опроса очевидцев, которых как бывает в таких случаях, не оказалось – Смотритель возник рядом с инспектором и звонко отрапортовал. Мистер Форсберг выслушал доклад и, помедлив, спросил:
– Скажите, Стенли, до меня кто-нибудь осматривал место происшествия?
– Да кому же это нужно, мистер Форсберг, – взмолившись, простонал Смотритель. – На кой демон… Вон и доктор подтверждает. Естественной смертью он умер. Без всякого, как говорится, душегубства. Все ж и так ясно!
– В том-то и дело Стенли, что слишком уж ясно.
Джинкс бросил взгляд на продрогших до костей полицейских. Ночи на излете лета, в этот год, и впрямь, выдались слишком холодными.
– Хорошо, можете забирать, – снисходительно произнес констебль, заметив, как Смотритель облегченно выдохнул и натянуто улыбнулся.
– Ну? А вы чего встали, рты разинули, итак ночь на дворе! Чего, поглядеть больше не на что?! Преставился человек, сердце не выдержало, а вы уставились, глазенками хлопаете, – засуетившись, прикрикнул на толпу представитель закона.
Повернувшись, Джинкс покосился на горожан и заметил пустой взгляд рыжебородого ремесленника, который уже смирился с тем, что смерть его брата останется безнаказанной.
Развернувшись, констебль в очередной раз направился к кэбу, словно место преступление тянуло к себе мощным магнитом.
Сейчас было не до пустых бесед с горожанами. Стоило хорошенько подумать, прежде чем задавать хоть какие-нибудь вопросы. В голове не преставало крутиться это треклятое иссиня-черное перо, словно специально оставленное неизвестным шутником возле повозки.
Что необычного в этой непримечательной находке – Джинкс не знал – но терзающее сомнение все-таки склоняло его в сторону непреодолимого желания докопаться до мистической истины загадочной смерти.
– Смахнула его жизнь, – раздался, чей-то противный до тошноты, голос.
Заметно вздрогнув, мистер Форсберг потерял привычный ход мысли.
– Я говорю, мистер узнаю-все-про-всех, тяжелое это бремя жизнь, – заметив на лице инспектора мимолетное замешательство, добавил худой и очень бледный мужчина.
С интересом изучив светловолосого незнакомца в старой потрепанной одежде, констебль попытался получше рассмотреть его лицо, которое было испещрено глубокими рытвинами от оспы, а на подбородке красовался длинный застарелый шрам.
– Разве мы знакомы? – не отводя взгляда, поинтересовался инспектор.
Незнакомец словно ожидая подобного вопроса, расплылся в улыбке, показав желтые кривые зубы и, приподняв высокую обветшалую шляпу, представился:
– Мистер Лизри, местный гробовщик. Как называют меня многие – Робкий слуга смерти. За хорошую доплату могу стать душеприказчиком и предоставить лучшее место на Старом кладбище.
Только сейчас Джинкс почувствовал, как от собеседника повеяло смертью. Запах свежей земли, и сырость прогнивших саркофагов слились в одно невыносимое благоухание, от которого стало мутить.
