Оно мне было надо. Вертикальные мемуары - страница 17

а вот что с этим делать, неизвестно,

нет у тебя ни опыта, ни понимания —

поэтому вспоминается это первое чувство

со стыдом, смущением и жаром на щеках.

Она училась в классе на год старше,

входила в комитет комсомола школы —

Степанов просто обязан был приписать

себе в анкете этот несчастный год,

чтобы стать к ней хоть немного ближе!

В райкоме его приняли было «в ряды»,

но тут же поймали, ткнули носом,

ситуация вышла очень неловкая —

он единственный из новичков

знал назубок устав ВЛКСМ и все ордена,

был с детства твёрдым отличником,

а его пришлось выставлять за дверь.

Но в школе все сочли этот случай

досадным лёгким недоразумением,

поскольку в той самой помятой анкете,

Знамя школы было очень тяжёлым… Эльбан, 1981г. Фото из архива

подписанной первым секретарём райкома,

красовалось над росчерком слово «принять» —

так Степанов стал членом комитета комсомола,

хотя на самом деле комсомольцем пока ещё не был.

Он тут же выбросил пионерский галстук,

начал выполнять всякие поручения,

а главное – получил наконец наслаждение

лицезреть свой объект желаний,

слушать её тихий грудной голос,

трепеща нутром, умом и сердцем

от неясных самому себе помыслов.

Любовь развернула Степанова,

раскатала, словно прокатный стан,

сделала совсем другим человеком.

Закомплексованному очкарику,

выросшему среди собак, коров и гусей

в малолюдной лесной глухомани,

пришлось преодолевать себя,

ежедневно сражаясь за внимание

своей прекрасной дамы.

Степанов научился не бояться людей,

стал шустрым юным руководителем —

этаким «пламенным вождём»,

и не было ни одной баррикады,

на которую он не залез бы,

чтобы покрасоваться перед очами

своей недосягаемой возлюбленной.

Замечала ли она Степанова тогда?

Конечно, такое трудно не заметить,

чувства бродили во нём опарой,

он часами бродил вокруг её дома,

краснел от одного её взгляда…

Едва получив вожделенный билет,

Степанов неожиданно стал комсоргом школы —

предыдущая секретарь комитета,

весёлая толстушка-десятиклассница,

забеременев от своего соседа по парте,

со скандалом покинула школьные стены.

Степанов на радостях развернулся

во всю свою мощь и ширь —

собрания, заседания, тематические вечера —

«культмассовая работа» день за днём

делала из него другого человека,

немного циничного, слегка развязного,

этакую «затычку в каждой бочке».

В тюремном лексиконе он отыскал хорошее слово

для такого человека – «популярный».

Лучшее определение подыскать трудновато.

Прошёл год, его «Ульяна Громова»

уехала поступать в большой город,

Степанов отстрадал положенное время,

он учился, жил и веселился, как умел,

потом что-то где-то напортачил,

его скинули из секретарей в замы,

зато выбрали в комсорги Снегурочку,

с которой они вдвоём как-то под Новый Год

вели нон-стоп весёлые школьные вечера —

и, конечно, он был на них Дедом Морозом.

Снегурочка была «зажигалка» ещё та,

пела в школьном ВИА всякую попсу,

Степанов таскал в том же ВИА аппаратуру,

переводил на русский импортные песни —

в общем, возымел новую симпатию.

Однако как-то всё у них не срасталось —

вроде бы и девчонка знакомая,

простая, понятная, в доску своя,

не гнётся, но и не ломается,

он провожал её домой вечерами,

но как-то всё стеснялся близости

и оттого страшно сам на себя злился.

Десятый класс пролетел вихрем —

уроки, танцы, гулянки, дискотеки,

а на экзаменах Степанова «завалили»

самым натуральным образом —

его приятель, грассирующий эстет и ломака,

на очередном экзамене – по физике —

попросил Степанова передать «шпору»