Озеро завалило снегом.
Отходить от него пока не хотелось. Контактировать с внешним миром тоже.
Почти нечувствительно появилась и исчезла Рианнон. Сняла ментограммы, проверила цельность границ и исчезла.
Прошел Йоль.
Прошел Имболк. Снег стаял; вскрывшиеся горные ручьи растеклись и стали реками. Звук их изменился на две октавы. Небо из сизого и серого сделалось интенсивно-синим. Холмы сбрызнули фиолетовым – повылезали подснежники.
Мирддин, ходивший встречать рассвет в сопках, возвращался из долгой прогулки по берегу озера. Озеро дышало покоем. Все вокруг было живое, движущееся – вода испарялась, поднималась к небу, опадала росой. Палые листья истлевали, смешиваясь с землей, становились пищей новым всходам. Гонялись друг за другом звери, проливая алую кровь – одна и та же энергия жизни перетекала из одной формы в другую, меняя и меняя обличья.
И во всем этом была растворена Нимуэ – даже не как аромат. Как след аромата. Как всегда. Как обычно.
Он приложил ладонь к поверхности озера и позвал. Эхо ушло в глубину; он сел на берег и стал ждать.
Вода вскинулась, отливаясь в силуэт, прозрачный, как стеклянный. Фигура шагнула на берег, вода тянулась за ней, как бесконечный шлейф. В шлейфе отражалось небо и сосны.
– Привет, – сказал Мирддин.
Нимуэ склонила голову к плечу. Мирддин шагнул вперед и обнял ее.
Он чувствовал, как она собирается под его руками, концентрируясь в одной точке, стягиваясь в одну форму из остальных. Он провел по контуру – отрытый лоб, высокие скулы, белое птичье горло, узкие плечи – стекло под пальцами теплело, как окно зимой от дыхания. Прошло не больше минуты, как она стала совсем такой, как Мирддин ее увидел в первый раз – тонкой, с голубыми, как лед, глазами на пол-лица, с короткими и легкими, как пух, волосами, разлетающимися над шеей, выступающей из воротника, как стебель из вазы. Простое платье, серое и бесформенное, стекало с ее плеч вниз, и Нимуэ проступала из него, как гребень из волны – новой линией при каждом новом движении.
Нимуэ-Ниниана-Вивиэн разомкнула губы.
– Ужасно долго я меняю форму, – сказала она. – Мне надо лучше концентрироваться.
– И тренироваться чаще, – в тон ответил Мирддин.
Нимуэ наморщила нос:
– Человеком утомляет. Да и сделаешь не все… Я проверяла границу, – пояснила она. – Все срослось просто идеально, даже шва между землями не осталось. А ты где был?
– А! Нашел кое-что… – у Мирддина мелькнула идея. – Давай покажу.
Мирддин сел на землю, опираясь спиной о дерево, и притянул Нимуэ к себе на колени.
– Не боишься? – спросил он.
Нимуэ запрокинула голову, упираясь затылком ему в плечо:
– Это мне следовало спрашивать!
Улыбка блеснула, как форель в реке. Нимуэ запрокинула руку вверх и коснулась его виска. Мирддин сделал то же самое.
– Тогда смотри.
Три. Точка. Один. Четыре. Один. Пять. Девять.
Цифры появлялись одна за другой, вспыхивая разноцветными сполохами; ему не приходилось делать для этого никаких усилий, они разворачивались впереди, как дорога, уводящая в бесконечность, давая прозрачное, головокружительное чувство потока. Он знал, конечно, что его восприятие субъективно, что грань реальности, к которой удавалось прикоснуться таким образом гораздо сложнее, отдаленней, непостижимей – но тем дороже была возможность разделить его с кем-то. Краем сознания он ощущал присутствие Нимуэ, ее жадное, распахнутое внимание.
Девять. Девять. Девять. Девять.
