Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений) - страница 25

Возникает следующий вопрос: каким образом это бесконечное множество перспектив составляет единый мир, один универсум? Утверждение не сводимой ни к какому единству множественности, трансгрессии – прерогатива онтологии трансгрессии: «мир вовсе не организм, но хаос»[100] («die Welt durchaus kein Organism ist, sondern das Chaos»).[101] Полагание в основание мира некоего трансцендентного начала, извне скрепляющего многообразие мира печатью единства, составляет суть онтологии трансценденции, метафизики в собственном смысле. Лейбниц не следует ни тому, ни другому направлению, но выбирает срединный путь, позволяющий достичь некоего примирения между трансгрессией и трансценденцией.

Путь этот состоит в полагании Бога как всеохватывающей, вездесущей метаперспективы, которая покрывает собой все наполняющие мир частные перспективы, вбирает их в себя и из себя производит и придает им единство всеобщей согласованности и гармонии. Речь здесь идет не о трансцендентном Боге средневекового теоцентризма, но о всеприсутствующем Боге пантеизма: «Бог – это как бы вездесущий центр, окружности которого нет нигде, все для него существует непосредственно без всякого удаления от центра».[102] Это фактически буквальное воспроизведение базовой пантеистической формулы Николая Кузанского.[103] Правда, Лейбниц не всегда остается последовательным в проведении этой формулы, о чем мы скажем ниже. Сейчас остановимся на метаперспективном характере Бога.

Бог в понимании Лейбница есть не что иное, как всеобъемлющая метаперспектива (верховная монада) с рассеянным центром. Суть этой метаперспективы состоит в выборе и утверждении наилучшей из возможных перспектив существования. Отсюда следует, что Бог, во-первых, должен располагать всеми возможными перспективами существования универсума в их бесчисленных комбинациях; во-вторых, должен иметь универсальное основание, критерий, позволяющий вообще определять ту или иную перспективу в качестве лучшей или худшей по сравнению с другими. Второй пункт решается Лейбницем вполне в духе рационализма Нового времени: основанием выбора является разум, составляющий одновременно сущность Бога.[104] Метаперспектива, охватывающая все отдельные бытийно-смысловые перспективы, есть, таким образом, перспектива разума. Максимальную степень реализации этого положения мы найдем впоследствии у Гегеля.

Поскольку Бог является высшим разумом, ему доступно бесконечное число возможных миров, из которых он выбирает в итоге только один: «то повествование о человеческой жизни, которое составляет всемирную историю человеческого рода, пребывало в готовом виде в божественном уме вместе с бесконечным числом других повествований и воля Божия определила существование только одного этого повествования, потому что только эта последовательность событий лучше всего могла согласовываться с остальными предметами для извлечения отсюда наилучшего».[105] В этом фрагменте уже можно обнаружить зачатки многих знаковых концептуальных разработок XX столетия. Здесь и прообраз квантовой теории, рассматривающей мир элементарных частиц в качестве комплексной суперпозиции возможных состояний, из которых в макромире реализуется только одна возможность («редукция вектора состояния»). И деконструктивистский подход Ж. Деррида, вскрывающий в любом осуществившемся и определившемся повествовании несводимую к единству и принципу «логоцентризма» множественность других повествований. В равной степени сказанное относится и к семиотическим идеям Р. Барта. Здесь также и идея виртуальности, складки Ж. Делёза.