Опалённые любовью - страница 2
Почему-то в деревне, где жила бабушка, старики меня называли старопупой – что значит «мудрая не по годам». Даже не знаю, что я такого там говорила или делала. Один раз, мама рассказывала, когда мне года два было, я присутствовала при ее разговоре с подругой, та собиралась разводиться и не знала, как сделать так, чтобы бывший без ее ведома к ней не пришел. Я сидела себе в сторонке и тихо играла – я всегда могла сама себя развлечь – а тут просто сказала: «Тетя Тамара, а ты смени замки».
Как-то летом, когда мне было четыре неполных года, моя дядя ехал от нас домой, а мамин отпуск был только через несколько недель. Он предложил маме забрать меня с собой. Я помню, что билетов на самолет не было, нам пришлось лететь через другой город. Я, помню, плакала, когда он в аэропорту забирал меня из маминых рук. Билетов на самолет и в Таллине не было, но нас смогли посадить в помещении сразу за кабиной пилотов. Не знаю, что за модель самолета это была. Там было довольно холодно.
Тогда у бабушки в доме была я и два ее сына. Они постоянно меня дразнили вороной. Даже тогда мне казалось странным, почему взрослые задирают ребенка?
Хотя один из них, дядя Ваня, придумал для меня вечернюю традицию: он курил, за день, наверное, выкуривал пачку, которую хранил до вечера. Перед сном мы поджигали ее на дороге – было красиво и душевно.
Я хорошо помню утреннее время: только там я могла спать сколько хотела. Просыпалась поздно, бабушки не было, зато ко мне на кровать приходил спать ее кот Васька. Можно было насладиться тишиной, сонными потягушками и обнимашками с котом. Я выходила на двор, бабушка где-то хлопотала по хозяйству. Неизменно меня спрашивала: «Аленушка, что ты будешь на завтрак – арбузик или дыньку?». Я всегда выбирала дыню – к этому времени дыня, которую бабушка срывала для меня на огороде, нагревалась на солнце и становилась теплой, как парное молоко. Я ела их каждый день, от их сладости у меня появились заеды на губах, но я не переставала их выбирать. Правда, потом на протяжении лет 30 не могла есть дыни, которые продавали у нас – все они были для меня невкусными и несладкими. А еще она кормила меня малиной, которую, по ее словам, она посадила для меня и всегда ласково называла меня «малинка моя».
Бабушка делала для меня самую вкусную сладкую воду на свете. Не знаю, в чем был секрет – в воде, в ее руках – но мне ни разу не удалось получить похожий вкус.
Помню водные процедуры: утром бабушка набирала в корыто воды и ставила во дворе на солнце в том месте, где виноград, словно крыша, укрывающая двор от жары, не сильно разросся и пропускал солнечный свет. В течение дня мы обе следили, чтобы корыто всегда было под солнцем. Плескаться в этом корыте, брызгаться водой, переливающейся радугой на солнце, было невероятно счастливо.
Еще мы с ней ходили на огород вдоль канавы. Ее дом стоит на окраине хутора – соседи напротив, через дорогу, слева – через палисадник, и сзади – через огороды. Та часть, что шла вдоль дороги и подходила к тропинке, разделяющей огороды, была довольно уединенной и казалась мне сказочной. Там жаркое лето и все растет привольно. Вдоль дороги у бабушки были посажены кабачки – они разрастались настолько, что были похожи на заросли дремучего леса, и искать в них кабачки было целым приключением. Аромат тревожимой поисками кабачков и утомленной дневной жарой растительности дурманил голову. А еще там росли подсолнухи, им было там так замечательно расти, что они вырастали выше бабушки, поэтому ей, чтобы согнать с них воробьев, приходилось вооружаться палкой.