– А, делай, что хочешь, – морщится дед, отчего его лицо становится похожим на урюк. – Ладно, пошли в дом. Чаю попьем, да расскажешь мне что там, в парке за нечисть завелась.
Чай дедов я любила. Крепкий, на травах, да ягодах, он снимал усталость, прогонял прочь тревоги и приносил умиротворение. Привычно уже наколов дров, я растопила печь, поставила чайник. Нет, у деда было и электричество в доме, и плитка на две конфорки. Но дед предпочитал пользоваться печью и свечами, зажигая лампу только в крайнем случае. Вот и теперь мы с ним сидели возле печки, пили чай с малиновым вареньем и медом. Я рассказывала про тендер, про встреченного в парке Охотника и его бой с суккубой.
– Знаешь, что самое обидное? – неожиданно сказал дед.
– Что? – насторожилась я.
– Что ты эту самую суккубу могла убить и сама, вот что! – вздохнул дед. – И не надо делать такие глаза. Могла. У тебя есть для этого все. Силы, умения, знания. Твои тени, любая из них, одна могла бы ее порвать! А уж обе… а ты как встала в позицию страуса, так и… дернула за хвост! Ты этот хвост вполне оторвать могла! А следом и голову!
– Деда, ты опять? – поморщилась я. – Да, я позорно испугалась. Я вообще трусиха страшная по жизни. Из меня такой же Охотник, как из свиньи благородная лань. Все, дед, закрыли тему. А то я обижусь.
– Ох-хо-хо! Ладно, закрыли, так закрыли. Прости меня, старика. Все я в тебе воспитал, а с упрямством так и не смог сладить. Ну, да что уж теперь. Жизнь, она, внучка, сама тебя уму-разуму научит. Так тебя судьбинушка раскорячит, что хошь не хошь, а гордость да упрямство свое отбросишь. Вот, попомни мои слова. А что муженек твой, не объявлялся ли?
– Нет, слава Богу! – поморщилась я.
– Вот, и славно, – кивнул дед. – Будем надеяться, что с концами он сгинул. А нет, так я ему еще разок подмогну.
