–Что ты творишь, живодер проклятый? Ему же больно! – в ярости прошипел дребезжащий голос откуда-то из глубины тонущего в белесом мареве двора.
–Я предупреждал тебя, Эмбер, чтобы ты убрала свой зверинец. И хватит уже наводить туман, ты же знаешь, что у меня модифицированное зрение, – холодно напомнил Индрек, и его невозмутимое спокойствие невольно заставило меня выйти из ступора и снова начать хотя бы элементарно дышать. О том, чтобы оглядеться вокруг, пока не велось и речи, равно как и о попытке пошевелиться. Неподвижно застыв перед лицом пугающей неизвестности, я молча созерцала, как из медленно расступающейся пелены плавно выплывает стройная женская фигура, вопреки моим предположениям принадлежащая вовсе не древней карге, а юной девушке совершенно неземной красоты.
–Бедняга, как же тебе досталось, – сочувственно пропела девушка сочным контральто, и ее смуглая ладонь с нежностью коснулась отрывисто сокращающегося разрыва в заборе. В результате короткой серии из нескольких хитрых пассов отверстие полностью затянулось, нанесенное Индреком повреждение исчезло и чудесным образом восстановленная ограда опять приняла обманчивую форму гнилых досок. Так как мое внимание было целиком сосредоточено на манипуляциях с забором, я не сразу заметила, что создававшее нулевую видимость марево успело за это время окончательно рассеяться. Машинально окинув взглядом двор, я поймала себя на мысли, что и дальше была бы не против находиться в счастливом неведении.
–О, господи! – я отпрыгнула настолько резко, что безупречная реакция Индрека едва не дала сбой: только в последний момент ему удалось удержать меня на месте.
–Тихо! Это всего лишь жабы! – Индрек обеими руками сжал мои трясущиеся плечи, но я все равно продолжала дрожать от отвращения, – ага – пассивно ядовитое животное, она нападает только для самообороны. Не пойму, как ты их дрессируешь, Эмбер, но лают они у тебя не хуже собак.
Немного отойдя от шока, я волевым усилием приоткрыла один глаз и с опаской взглянула на выстроившихся в идеально ровную шеренгу земноводных. С полтора десятка огромных жаб по –прежнему, сидели, не шелохнувшись: бурая шероховатая кожа, усеянная множеством конусовидных бородавок с заостренными вершинами выглядела мерзко до тошноты, а выдающиеся костные гребни над глазницами вызывали приступ неуправляемого страха. Несколько секунд жабы изучающе созерцали меня пугающе осмысленными глазами, а затем ближайшая ко мне особь вдруг начала раздуваться. С характерным шипением спущенной покрышки тварь выставила вперед голову, словно собралась со мной бодаться, недвусмысленно напрягла мощные задние лапы, оттолкнулась и прежде, чем я сумела осмыслить происходящее, в молниеносном прыжке бросилась прямо на меня.
–Фу, Эмбер, что за манеры? – с нарочитым осуждением осведомился Индрек, которому вне всяких сомнений полагалась золотая медаль в чемпионате по ловле гигантских жаб на лету. Я даже испугаться толком не успела, не то чтобы отклониться с траектории прыжка, а Индрек уже поймал жабу в воздухе и теперь задумчиво удерживал ее на весу. Амфибия обиженно надувала мешок под нижней челюстью и безуспешно дергала перепончатыми лапами, а ее разом притихшие сородичи неуверенно покряхтывали, вопросительно таращась на хозяйку.
–Смотри, какие у нее паротиды, – Индрек повернул жабу бугристой головой ко мне и, невзирая на мое демонстративное нежелание рассматривать гадкое земноводное, пояснил, – вот эти заушные железы выделяют метилбуфотенин, сильнейший кардиотоксический яд, при попадании на кожу жертва моментально умирает от остановки сердца. Ты только глянь, какой великолепный экземпляр, метилбуфотенина с ее бугристой шкурки хватит, чтобы отправить в иную реальность минимум человек тридцать. А уж опытные психонавты смогут насушить с нее столько галлюциногена, что их оставшаяся жизнь превратится в один бесконечный трип.
