Но кресты уже стерты – нет их.
И комендатура и штаб пограничного отряда действовать уже приготовились, подкатили к окнам пулеметы, распаковали ящики с лентами, набитыми патронами, были также осмотрены въезды в город, выбраны наиболее выгодные точки для встречи «дорогих гостей», проверены места засад и дорожки, по которым непрошеные визитеры будут драпать.
Сил, конечно, в городе было маловато, но на то, чтобы подоспела помощь, времени не оставалось совершенно, надо было обходиться своими силами, теми, что у них имелись.
Поразмышляв немного, Мягков обошел десяток домов, где жили бывшие буденовцы, попросил поддержать пограничников в случае нападения на город, – ни один из боевых рубак коменданту не отказал, – буденовцы хорошо понимали, что будет, если «камышовые коты» вздумают прополоть пулеметами городские улочки.
Раскаленный донельзя день перевалил уже на вторую половину, солнце, кажется, лопнуло и как гигантский яичный желток разлилось по всему небу. Небо сделалось необыкновенно ярким и почему-то тяжелым. Было понятно как Божий день – что-то должно случиться.
Мягков еще дважды звонил в комсомольский комитет – бесполезно, Богомолов как сквозь землю провалился, комендант даже попытался отменить его приказ о «мобилизации», для этого прискакал на Гнедке в роскошное барское здание, занятое комсомольцами на берегу моря, но попытка оказалась тщетной – отменить приказ мог только сам секретарь.
Впрочем, до часа «икс», до полуночи, когда ожидалось нашествие «камышовых котов», время еще было, – значит, секретарь еще мог объявиться.
Медленно тянулось время. Температура поднялась настолько, что пыль ошпарила ноги одному пацаненку до волдырей. Орал пацаненок на всю улицу.
В общем, погода стояла лихая, жара, похоже, не собиралась схлынуть и ночью – все так же будет припекать, хотя солнышко завалится на сон грядущий в постель, расположенную по ту сторону моря, и очнется лишь на рассвете.
К вечеру стало сильно пахнуть цветами. Цветы в их городке росли в каждом палисаднике, – росли самые разные, комендант в их сортах не разбирался. Разбирался только в их колере, в окраске: белые, голубые, желтые, красные и так далее, середки почти у всех были сродни яичным желткам, иногда встречались коричневые середки. Мягков вновь вспомнил Дашу – в который уж раз; чтобы не размякать, постарался перевести мысли на что-нибудь другое.
Он находился на окраине города, на дороге, по которой должны были пойти «камышовые коты», прикидывал, где лучше было посадить засаду с ручным английским пулеметом, замаскировать ее, а потом вдруг поднял своего мирного вислогубого Гнедка на дыбы и поскакал в комендатуру – Даша по-прежнему не выходила из головы, судьба ее тревожила Мягкова.
В комендатуре он снова набрал номер комитета комсомола – секретаря там по-прежнему не было.
– И что, он так и не появлялся? – неверяще спросил Мягков.
– Не появлялся, – послышалось сверчковое верещание, – хотя эти вещи я не обязана вам докладывать.
Ближе к закату, когда огромное красное солнце зависло над линией горизонта, действительно сделалось жарче, опытный Мягков угадал правильно, – днем с моря приносился слабенький ветерок, продувал пространство, а сейчас воздух застыл, обратился в горячее желе, всякий человек оказывался в нем стиснут, спеленут по рукам и ногам – даже пошевелиться было нельзя, таким плотным делалось пространство.
