Лиззи проснулась и начала плакать, как ребенок, пытаясь сесть. Он продолжал реветь, словно животное.
– Макс, прекратите, – тихо сказала Кэт. Она подошла к Лиззи, взяла ее за руку и снова потихоньку уложила под одеяло. Глаза молодой женщины расширились от страха, а еще от полного недоумения, которые может испытывать только человек, совершенно не понимающий, что происходит, что за люди его окружают и кто он сам. Для которого весь мир – это просто жуткая, пугающая неразбериха.
В комнате стало тихо. Кто-то прошел под окнами, насвистывая.
– Позвольте мне сделать звонок, – сказала Кэт.
После долгой паузы Макс утвердительно кивнул.
Прошло меньше трех месяцев с того дня, как Лиззи Джеймсон появилась у них в приемной. Она ходила слишком осторожно, как будто боялась потерять равновесие, и ее речь казалась чуть замедленной. Кэт помнила, что только однажды встречалась с ней раньше – по поводу контрацепции – и тогда она поразила ее своей сияющей красотой и своим смехом; она едва узнала ее в несчастной молодой женщине, вошедшей к ней в кабинет.
Было несложно определить, что она страдает от тяжелой депрессии, но ни Кэт, ни сама Лиззи не могли понять ее причину. Лиззи говорила, что она очень счастлива и с ее браком тоже никаких проблем нет, как и со всем остальным. С работой тоже все вроде бы было хорошо – она была графическим дизайнером, она обожала свою квартиру на Старой фабрике лент, обожала Лаффертон, не переживала никаких потрясений или тяжелых заболеваний.
– Каждое утро, когда я просыпаюсь, вокруг все становится как будто темнее и темнее. Я словно скатываюсь в глубокую яму.
Тогда она посмотрела на Кэт пустыми глазами, в которых не было слез.
Кэт выписала ей антидепрессанты и попросила приходить раз в неделю на протяжении ближайших шести недель, чтобы понаблюдать за прогрессом.
Прошло больше месяца, и ничего не изменилось. Таблеткам едва удалось коснуться первого слоя ее депрессии. Но во время четвертого посещения Лиззи показала ей жуткий синяк на руке и вывихнутый палец, на который она оперлась при падении. Она просто потеряла равновесие – так она это описала.
– Такое случалось раньше?
– Такое случается постоянно. Я подумала, что это может быть из-за таблеток.
– Хм. Возможно. Они могут вызывать легкую слабость, но она обычно проходит через несколько дней.
Кэт записалась на встречу с неврологом в Бевхэмской центральной. Тем же вечером она поговорила с Крисом.
– Опухоль мозга, – сразу же сказал он. – МРТ покажет более точно.
– Да. Может быть, очень глубоко.
– Паркинсон?
– Мне это приходило в голову.
– Или, может, эти две вещи не связаны… Можно рассматривать депрессию и потерю равновесия отдельно.
Потом они стали говорить о чем-то другом, но уже на следующее утро Крис шел по коридору, решительно направляясь из своего кабинета в кабинет Кэт.
– Лиззи Джеймсон…
– Идеи?
– Что у нее с походкой?
– Нетвердая.
– Я сейчас читал про болезнь Крейтцфельдта – Якоба.
Кэт уставилась на него.
– Очень редкая, – сказала она наконец.
– Да. Никогда не сталкивался.
– Я тоже.
– Но все совпадает.
После того, как ушел ее последний пациент, Кэт сразу же связалась с неврологом Бевхэмской центральной.
Когда Макс Джеймсон встретил Лиззи, он уже пять лет как был вдовцом. Его первая жена умерла от рака груди. Детей не было.
– Я сходил с ума, – говорил он Кэт. – Я просто потерял рассудок. Я хотел умереть. Да я и был
