День угасал, тучи заволокли небо, накрапывал дождь. Фридрих вышел на проезжую дорогу. Идти предстояло долго, а принц хромал все сильней и сильней. Видно, крепко досталось от зубов оборотня. Эх, добраться бы до охотничьего владения да присесть возле очага и дать наконец покой раненой ноге. Куда там, дождь вскоре хлынул как из ведра, дорогу размыло, принц еле плелся по щиколотку в грязи и дрожа от холода в насквозь промокшей одежде. От воды грубая накидка стала еще тяжелее, и Фридрих совсем выбивался из сил.
Послышался скрип колес. Какая-то карета, готовая вот-вот развалиться от старости, медленно проехала мимо. Обгоняя ее, на крепких резвых конях проскакали всадники. Одежда их была богато украшена, они надменно взглянули на старую карету и усмехнулись. Поравнявшись с Фридрихом, один из всадников крикнул:
– Эй ты, хромой оборванец, проваливай с дороги, видишь, знатные господа едут, так не путайся под ногами!
– Ну и дерзки стали бедняки! Ходят той же дорогой, что и важные люди.
– Глядите-ка, наглец даже не подумал снять свою старую шляпу да поклониться!
– А ну проваливай, упрямый хромоногий осел!
Всадник проскакал мимо Фридриха и сильно толкнул его.
Принц не удержался на скользкой дороге и упал прямо в грязь.
Всадники расхохотались.
– Вот там тебе самое место, оборванец.
И довольные своей жестокой выходкой, смеясь и выкрикивая грубые шутки, они умчались прочь.
Принц пытался подняться, но тяжелая накидка, словно камень, давила на плечи. Нога отзывалась дикой болью при любом движении, голова горела, как в огне. Карета, которую богатые всадники обрызгали грязью по самую дверцу, остановилась возле Фридриха.
– Эй, Уве, помоги-ка поднять парня, сдается мне, еще немного и он останется лежать на дороге без чувств, – произнес кто-то.
– И то правда, господин герцог, еще и окаянные наглецы нарочно сбили его с ног. Вот уж бессердечные людишки, эдак глумиться над калекой.
Фридрих почувствовал, как чьи-то руки подхватили его и бережно усадили на сидение. Как ни старались неизвестные быть осторожней, все же задели раненую ногу принца. Он застонал от боли и потерял сознание.
Очнулся Фридрих в незнакомом месте. Где же он? Комната освещена скудным светом свечи, принц лежит на огромной деревянной кровати, на нем чужая чистая одежда. Возле кровати сидит старушка и вяжет полосатый чулок.
– Где я? – удивленно спросил принц.
– Ох, услышал господь наши молитвы, – зашептала старушка. – Жив, жив! Господин герцог, скорее, он очнулся!
В комнату вошел старик. Видно, одежда его когда-то была богатой, но время не пощадило ее, как и самого хозяина. Лицо прорезали глубокие морщины. Седые редкие волосы тонкими прядями спускались на воротник вытертого бархатного камзола. Старик поклонился и важно произнес:
– Приветствую вас, ваше высочество.
Фридрих удивленно приподнялся на своем ложе:
– Верно, вы с кем-то спутали меня, господин? Кто вы? Как я здесь очутился?
Старик присел на край кровати.
– Только слепой или глупый не признал бы сына великого Хельмута! Хоть я и стар, но глаза меня еще не подводили, а глупцом я никогда не был. Мы возвращались домой с моим слугой Уве. Я заприметил парнишку, который еле плелся по дороге, хромая и пошатываясь. Потом проклятые прихвостни короля Клауса совсем сбили несчастного с ног. Раз слугам короля что-то не по нраву, значит, мне это по душе. Мы подняли беднягу и привезли в замок. В дороге вам совсем сделалось дурно, лицо пылало, верно, жар был не шуточный. Когда мы обтерли вас мокрыми полотенцами да уложили в кровать, я сам чуть не лишился чувств. Я словно вновь увидал нашего благородного короля Хельмута. То-то ищейки Клауса шныряли по дорогам и городам, должно быть, он знал, что сыну короля удалось избежать гибели. В моем замке вы в безопасности, уж я постараюсь надежно укрыть королевского сына.
