Арина плюнула и подписала каботажный договор в кабинете начальника порта.
Капитан и владелец яхты Жозе да Силва был мясистым мужиком с тяжёлым взглядом. Когда Денис впервые приметил его, то решил, что выгнанный с флота за пьянство биндюжник вызвался проводить учёных к судну, и подумывал, как половчее нагрузить его багажом, однако Арина вовремя представила капитана. Тут удивился даже экспедиционный волк Казаков. Таких капитанов на его веку ещё не было.
Нанятый за пару евро грузовичок привёз в порт отрядное имущество. Перекидав в очередной раз гору тюков и ящиков, Денис утвердился во мнении, что Смольский отлынивает, а Арина пашет наравне со всеми с мощностью в одну мужскую силу, невзирая на должность руководителя.
Расположенный в сотне километров от столицы Синиш также подвергся жестоким ударам стихий, только средств на восстановление у него было значительно меньше. На городке лежал отчётливый отпечаток разрухи. Возле моря целые кварталы оказались смыты и впоследствии хаотично застроены беженцами из Бразилии. Старые здания, возведённые из кирпича и камня, выдерживали наводнения со стойкостью ветеранов, но выглядели как изрядно повоевавшие фронтовики. Облезлые, с длинными трещинами вдоль фасада, они щерились провалами на месте обвалившихся балконов и пестрели язвами там, где осыпалась штукатурка. Местами на улицах торчали зубья руин с горками поросшего травой щебня. Оттуда высовывались ржавые куски металлических конструкций и обломки мебели. Всё это придавало пейзажу невероятно фантастический вид. «Стигматы упадка», – желчно назвал их Смольский, однако под ярким синим небом раны, нанесённые пришельцами, не казались отвратительными. Под южным солнцем отсутствие всяких попыток реставрации выглядело жизнерадостной беспечностью. Легкомысленность португальцев лаборант уже начал принимать как само собой разумеющееся. Даже босяцкая внешность капитана да Силвы не могла его надолго смутить.
Смущала Муромцева жуткая неопределённость его теперешнего бытия. Инициатива Арины по скорейшему выходу в море привела к тому, что бумаги она подписывала практически без разбора. Денис заметил, какой она вернулась от начальника порта, а когда увидел капитана и судно, то почувствовал себя виноватым. Ему стоило немалых трудов скрывать от старших коллег нервозность и подавленность. Он хоть и понимал, какой сволочью был вожак уличных грабителей, но всё равно крепко раскаивался, что пырнул человека ножом. «Преступление и наказание» Муромцев в школе считал устаревшей нудятиной. Только сейчас, оказавшись в роли душегуба, ему открылось, что Достоевский не лгал и что терзания Раскольникова есть не нагромождение чуши рефлексирующим интеллигентом, а вполне реальное нравственное страдание, со знанием дела описанное классиком. Проворочавшись всю ночь без сна, Денис начал прозревать в школьной программе и людях, её составлявших, что-то совсем нехорошее. Что именно, сформулировать для себя не смог, однако стремление чиновников Министерства образования обучить невинных подростков знанию тёмной стороны жизни ему категорически не понравилось.
День принёс облегчение в тяжком труде. Погрузочно-разгрузочные работы выполнялись почти бегом. Научные сотрудники только диву давались невесть откуда взявшемуся трудовому энтузиазму лаборанта. Казаков в шутку пытался выяснить, не принимал ли Денис в трущобах чего запретного, но получил в ответ хмурое молчание и отстал.
