– Ну вот и хорошо, – резюмировал Сергей Петрович, – уезжаю я, Коля. Наверное, надолго.
– Этого я и боялся, – выдохнул Николай Николаевич, – еще когда ты вышел в кэш, я подумал, что больно ты легко тогда согласился. Вот так раз – и продал все свои акции. Нет, деньги, конечно, достойные, тут и спорить нечего.
– Не угадал, друг ты мой ясный, – Сергея Петровича даже позабавила неуклюжая попытка старого приятеля, – так и быть, дело прошлое, напоминаю давний разговор и условие твоего отца – по первому требованию я выхожу из состава учредителей и продаю акции. Условие выполнено, Сережа. Действительно, не спорю, банк и дальше был готов держать меня хоть до смерти на зарплате, нехилой, между прочим. Претензий быть не может, я сам отказался.
– Я, кстати, на тебя обиделся, когда ты неожиданно ушел из банка и мне слова не сказал, – Николай Николаевич хотел продолжать, но тут подоспела Тамарочка с мясом. Не забыла и чистенький бокал.
– Напрасно, между друзьями обид быть не может, – кивнув официантке, Сергей Петрович плеснул товарищу вина, – пора переходить на красненькое.
– Ладно, рассказывай, – Николай Николаевич, демонстрируя, что никакой обиды на самом деле и нет, с легким звоном задел бокал сотрапезника и выжидающе замолчал, принимаясь за манящий, покрытый блестящей светло-коричневой с пузырьками масла корочкой пухлый кусок говядины.
– История длинная, так что наберись терпения.
– Подожди-ка, – Николай Николаевич шаг за шагом вникал в новую для себя ситуацию, – а ваш с отцом дом на Сходне?
– Продан, Николаша, продан, – ловко орудуя ножом и вилкой, Сергей Петрович словно не замечал волнения приятеля.
– Как? Там же библиотека, мебель старинная, это все где?
– В Чехии, Коля, в городе Теплице. Если забыл, это бывшая Судетская область, там раньше немцы жили, дома там старинные, прочные, с подвалами. Городишко маленький, но уютный. До немецкой границы рукой подать, на велосипеде можно доехать. Грибов, говорят, море. Эти европейские козлы в благородных грибах ведь ни хера не понимают, жрут какие-то мухоморы. Французы, те хоть лисички жареные едят, я сам в «Клозери де лила» заказывал, с бифштексом а-ля Хемингуэй. Так что не боись, Коля, с закуской проблем не будет. Обязательно приглашу вас с Ириной в гости. Когда осяду, мебель расставлю, книжки по полкам разложу.
– Что такое ты говоришь, Сережа, какое к едреной матери Теплице! Ты же никогда не хотел уезжать. Помнишь, что ты по поводу Николы говорил? Что произошло?
– Я тебе очень хочу все рассказать, а ты задаешь мне несущественные вопросы – дом, библиотека, мебель. Да и по поводу Николы я говорил, что останешься ты здесь один на старости лет и лучше тебе перебираться в Штаты, а не строить из себя патриота. Старики должны жить вместе с внуками, раз уж они есть, неважно, русские, американские, да хоть таитянские. А у тебя вон какие – беленькие, крепенькие, что твои боровики. Разве я не прав?
Мысль о грибах не просто так не давала покоя Сергею Петровичу. Он забыл посмотреть в меню, есть ли там грибной суп, но, впрочем, тут же поправил себя: последний раз классный грибной суп он ел не в этом заведении, а совсем недалеко отсюда, в итальянской траттории по дороге к метро «Профсоюзная». Вот и перепутал. И ругнулся молча, затеял серьезный, может быть, главный разговор в жизни, а в голову то жратва лезет, то бабы.
– Ничего себе несущественные вопросы, дом по нынешним временам пару лимонов стоит, – Николай Николаевич всегда отличался тем, что вычленял из услышанного что-нибудь одно, с его точки зрения, самое важное, – баксов!
