— Какое счастье, — выдохнул на это профессор, — что вы не додумались использовать бесключный замок. — Палица посмотрел на Петру из-под руки игнорирующего её присутствие Смирны, и выпрямился на полу, отдавая свой нос в полное распоряжение парня. И выглядел он при этом весьма обречённым. — Уверены, что вам так уж надо в артефакторы? — С пола раздался характерный хруст вправленного носа: — А вот вам точно в лекарях не место, — гнусаво простонал Палица, — Рука слишком тяжёлая.
Татович выглядел напряжённым и хмурым, и вообще таким, что было ощущение, что он с куда большей радостью Дракона прибил бы, чем стал ему что-то вправлять. И Петра снова подумала, что лекарский для него – странный какой-то выбор. Смирна, наверняка, куда уверенней себя чувствовал бы у боевиков, но по какой-то неизвестной причине оказался на лекарском. Как и она.
Зачем она думает об этом опять?
Крайне недовольный Палица сел, прислонившись к стеллажу, и с полки вывалилось руководство по разведению летучих мышей. Оно раскрылось на странице с портретом ощерившейся твари в натуральную величину. Петра вздрогнула, она раньше и знать не знала, что летучих мышей разводят.
— А я и додумалась... — пробормотала она, отвечая на замечание профессора про бесключный замок, пытаясь переключить раздражение Палицы с Татовича на себя — Просто не стала рисковать.
Она действительно знала, что так закрепляют все готовые артефакты. Но, во-первых, этот был экспериментом, а во-вторых, не слишком готов. Она планировала ещё поработать со структурой, плотностью и весом. Тьфу ты, даже вспоминать теперь стыдно.
Татович по-прежнему гневно дышал, и смотреть на него Петре всё ещё было страшно. Профессор упёрся локтем в согнутое колено, и, устроив голову на ладони, задумчиво произнес:
— А может, и выйдет из вас толк. — Петра не могла точно сказать, кого именно Дракон сейчас имеет в виду, и на кого смотрит, ей казалось, что на обоих. Но, может быть, после удара он не в состоянии был сосредоточиться на ком-то одном. — Идите, и пусть вам с лекарем повезёт больше, чем мне, — сжалился над ней Палица, — И поторопитесь, а то и дышать завтра нормально не сможете, если я правильно рассмотрел вашу возмутительную идею.
Петре пока было терпимо, но она полностью отдавала себе отчет, чем именно чревато удаление интегрированного артефакта, как и то, что обратиться ей, кроме лазарета, некуда. А там возникнут неудобные вопросы, на которые ей лучше было бы не отвечать.
Она попятилась к лестнице, прохрипев с жалкой улыбкой "Спасибо", с неприятным удивлением чувствуя, что едва держится на ногах.
И была остановлена мрачным:
— Стой. Я сам.
От вида злющего, как менийский бес, Смирны, приближающегося к ней, Петре захотелось немедленно броситься без оглядки вон. Но ноги словно приросли к полу, и повиноваться ей отказались.
— Что это за хрень была? — брезгливо спросил он, мотнув головой в сторону лестницы, к которой ускакали шары.
— Мячи для поло, — неохотно призналась Петра, полностью осознавая, какой идиоткой теперь в его глазах выглядит, и что в это мгновение, возможно, полностью меняет свою судьбу.
Потому что, если Татович окажется козлом и расскажет об этом хоть кому-нибудь на курсе, доучиться до выпуска здесь ей будет очень непросто. Придётся этот инцидент чем-то оправдывать, как-то обосновывать. И вообще исхитриться избежать всяких последствий. А последствия у внезапно выросшей груди размером с мяч для зимнего поло каждая будут суровые. Всё это она понимала прекрасно.
