– Так, хорошо. То, что Бога нет, вы уже упомянули по телефону, стоило огород городить, встречаться? Я бы у нас в ресторанном дворике превосходно пообедал. Не намок бы, пока добежал.
Очкарик виновато поджал губы.
– Упомянул, да. Но есть одна тонкость. Меня настрого обязали встретиться с вами лицом к лицу. По телефону же… простите великодушно – не утерпел, сорвалось. Впрочем, остальное вы узнаете в свою пору. Полагаю, вот максимум, который мне позволено передать сверх необходимого: вы, Яков Романович, того не ведая, чрезвычайно важны для… м-м… самого мироздания, для космоса, если пожелаете. Могу лишь предположить, дело в вашем увлечении беллетристикой. Возможно, вы напишете гениальный роман, и он навсегда раскроет миру глаза, возможно, сотворите новый мир – по вашему образу и подобию, кто знает. Вообразите: люди ходят вокруг да около, строят умозаключения, создают богов, изобретают религии. Другие тщатся их модели разрушить, опозорить, предать поруганию и забвению. Но! И религиозники, и атеисты – невежды. Все бродят на ощупь, каждый живет своей верой, будь то вера в Создателя или вера в Его отсутствие. Но, по сути, каждый в душе – агностик. Вам же выпал один из шести миллиардов шанс узнать точно. Не верьте мне на слово – вера неточна и шатка. Придет время, и вам предъявят неоспоримые свидетельства.
Я качнулся на стуле и не очень учтиво посмеялся.
– Ладно, уважаемый. Мы оба понимаем, какая это чушь. Но мне интересно, кому и зачем она понадобилась. И не говорите, что я все узнаю. Не повторяйтесь. Будем считать, вы меня заинтриговали.
Зоря повозил донышком стакана по столу, покрутил в ладонях, осторожно, словно кипяток, отглотнул.
– Сожалею, но я действительно ничего больше вам доложить не могу. О чем-то сообщать не смею, связанный клятвой, чего-то просто не знаю. И, тем не менее, позволю себе повториться: в самом ближайшем будущем вы в подробностях узнаете, что к чему, не сомневайтесь. Я же свою миссию исполнил.
Засим он поднялся и, оставив возле недопитого стакана с минералкой две сотенные бумажки, грузно затопал к выходу.
«Бред… Господи, ну и бред», – подумал я и попросил у официанта счет.
Оставшуюся половину дня дорабатывал, ни о чем ином не размышляя, кроме как о нелепейшей встрече в кафе. А дома меня поджидал все тот же несчастный файл с напечатанной страничкой. Слишком длинно об одном и том же… Более того, вообще непонятно, о чем.
* * *
Выйдя из кафе, Павел Андреевич Зоря прошел до конца здания, свернул во дворы. Там огляделся. Чистый скверик, деревья только начали облетать, кое-где желтелись крошечные островки свежеопавшей листвы. Пара мамаш выгуливала детей, мужчина с бородой бросал палку собаке – косолапой и низкорослой пародии на зверя. Осеннее смурное небо прогнулось, морося дождем.
Дождя Павел не замечал.
Он пересек двор по диагонали и юркнул за скученные в дальнем углу гаражи-ракушки. И обратился в пустоту:
– Я передал.
– Видел, – с ноткой раздражения ответила пустота. – Не считай меня слепым и глухим. Кстати, напрасно ты пустился в импровизацию. Прекрасно мог обойтись меньшим количеством слов. Много суетишься. Избавляйся от лишних движений, если хочешь добиться каких-то результатов.
Из пустоты на человечка в золотых очках нацелился, парализуя и лишая воли, немигающий, пронизывающий взгляд невидимых глаз.
– Да, Целитель, прости. Я постараюсь. Что мне делать дальше? – стараясь подобрать остатки храбрости, спросил тот.
