Поднявшись в знакомую квартиру, Ирина с удивлением отметила, что она не заросла грязью, окурками и бутылками, характерными для холостяцкого образа жизни. Большая кровать была аккуратно заправлена, что также говорило об определенных качествах хозяина гнезда под московской крышей. Пока она внимательно изучала территорию, долго мыла руки и приводила себя в порядок в небольшом, но чистом санузле, на кухне происходили стремительные перемены. Алексей действовал быстро и четко. С ним так было всегда, когда хотелось чего-то добиться. А сегодня цель была достойная и, возможно, полезная. Стол был покрыт только что приобретенной в Елисеевском скатертью. На нем появилась оставшаяся от прежних хозяев толстенная свеча. Из холодильника были вытащены чудом сохраненные предметы былой роскоши: черная икра, переложенная в большую чайную чашку, и тонко нарезанная осетрина на блюде немалых размеров. Купленные продукты дополнили стол, сделав его похожим на те, что в российских посольствах накрывают на День России для почетных гостей. Единственным, что не успело найти достойной формы, был прекрасный кизлярский коньяк, так и оставшийся в видавшей виды армейской фляге.
Кухонная метаморфоза поразила Ирину. Она, привыкшая иметь дело с жадными во всем молодыми москвичами, была поражена открытостью и щедростью приезжего. Если сверстник-москвич приглашал ее в ресторан, то она знала, что надо быть готовой ко всему: и кредитная карта вдруг не сработает, и кошелек куда-то денется, и оплачивать счет надо почему-то как на Западе – пополам. А если все-таки и карта сработает, и кошелек окажется на месте, то претензии в стиле «кто девушку ужинает, тот ее и танцует» становились неизбежны. Поэтому образ неиспорченного Москвой провинциала в ее глазах представлялся идеалом чистоты и благородства. Что касается стола, то и дома у Ирины особых разносолов не было. Отец, если что-то и брал от благодарных студентов и аспирантов, то не деньги, а подарки, лучшие из которых передаривались знакомым и начальству, создавая иллюзию больших финансовых возможностей декана. В отличие от профессора Вершинина, его окружение давно ничего не стеснялось, в чем успел лично убедиться Алексей, столкнувшись с ушлыми методистками.
Застолье развивалось неспешно и по-домашнему уютно. За приятной болтовней и сытной пищей как-то незаметно ушли бутылочки сухого. Чувство эйфории постепенно наполняло сердца молодых людей. Ирина была счастлива оказаться в центре такого внимания и заботы, которого ей не доводилось видеть никогда. Алексей, искавший и видевший в каждом событии своей короткой жизни предзнаменования будущего богатства и властного величия, был искренне рад тому, что вечер с Ириной вполне укладывается в его представление о жизни и самом себе. Как-то естественно и без проблем молодые люди приступили к изучению армейской фляжки с замечательным, как сказал Алексей, уникальным кавказским дижестивом. Коньячок с черной икрой, горкой лежавшей на нарезанном багете с маслом, так сблизил молодых, что они как-то естественно перешли сначала к поцелуям, а затем и к давно манившей их близости…
Под утро, как и полагается джентльмену, Алексей доставил Ирину домой, якобы с дискотеки, и договорился о том, что они обязательно созвонятся вечером. При этом Алексей мягко заметил, что может и не получиться, поскольку пару экзаменов по экономике ему надо срочно досдать, чтобы уложиться в ускоренный график учебы, предложенный методистами. Еще раз, у подъезда, закрепив успешное свидание долгим и глубоким поцелуем, Алексей с ощущением приятно и полезно проведенного времени отправился в свою, теперь уже отнюдь не монастырскую обитель. «Кажется, судьба мне благоволит. Да и я не промах», – была последняя мысль Алексея, закончившего в обновленной постели самый бурный московский день.
