Репортеры стояли привычным полукругом, настраивая камеры, проверяя силу света, «балансируя» изображение, чтобы потом на экранах телевизоров не выбивался зеленый, синий или красный спектры. Картинка должна быть ясная, хрустальной чистоты и прозрачности. В основном, здесь были только французы, среди которых, правда, неожиданно затесалось двое американцев, один голландец и один немец. Все волновались, неприветливо поглядывали друг на друга. Несколько репортеров с микрофонами в руках примерялись к своим объективам. Охраны на этот раз, кроме двух пожилых мужчин в форменной одежде службы безопасности зоопарка, не было. За спинами репортеров стоял Власин, засунув руки в карманы брюк. Лицо напряженное, глаза влажные от беспокойства, губы плотно сжатые.
Все нетерпеливо поглядывали на дверь, откуда должны были появиться гости.
Наконец, никелированная ручка поползла вниз… Вспыхнул свет десятка юпитеров, и в желтоватом ореоле появились те, кого с нетерпением ожидали. Впереди шел директор зоопарка в черном костюме, за ним Артур Егорович Петров, а следом миловидная молодая женщина в облегающем фигуру платье. Егорыч косил глазам на ее бедра и облизывал губы.
Директор, чуть подвыпивший к тому времени, раскрасневшийся, сделал шаг к камерам и громко сказал:
– Мадам и мсье! Позвольте объявить пресс-конференцию открытой и от вашего и… нашего лица поприветствовать мсье Петрова, русского гостя.
Сверкнули молниями несколько вспышек. Камеры, будто строй солдат по команде капрала, одновременно повернули объективы к Егорычу. Тот вдруг побледнел и закашлялся.
– Мсье Петров любезно согласился ответить на ваши вопросы по поводу его сенсационной встречи с генералом де Голлем и подарком от русского правительства французскому. То есть о гигантской рыбе, которая прожила столько долгих счастливых лет в нашем аквариуме. Мадемуазель Жозефина Рабле согласилась быть нашей переводчицей. Мадемуазель великолепно владеет русским языком… я вам должен заметить. Она…
Но никого не интересовало, откуда мадемуазель Рабле знает этот варварский язык и почему она была так любезна с русскими, что согласилась переводить на пресс-конференции. Всеобщее внимание привлекал тщедушный немолодой русский мужчина, боязливо жавшийся в углу освещенной площадки. Первым выкрикнул вопрос высокий парень в джинсовой паре:
– Мсье, вы не врете? Вы действительно видели эту рыбу?
Выслушав перевод, Егорыч сглотнул слюну и покачал головой. За спинами репортеров волновался Власин. Он помахал Егорычу рукой и крикнул:
– Не дрейфь, Егорыч! Ты же их знаешь! Сам такой! Рубани им правду-матку, браток!
Егорыч слабо улыбнулся, услышав Власина, и, похрипывая от волнения, сказал:
– Да я ее не то что видел! Я ее поймал! Вот этими руками! – Егорыч высоко над головой поднял ладони. Вновь защелкали фотокамеры, а Егорыч продолжал: – Мы ее искали, искали, искали… А она, стерва, плавала себе и плавала!
– Где вы ее нашли? – выкрикнул кто-то из репортерского ряда.
– В Оби! Где же еще! Там много таких! Ненцы помогли!
– Ненцы – это кто? – зашумели репортеры в несколько голосов.
– Это как у вас индейцы! – сказал Егорыч строго, с обидой.
Все засмеялись. Директор, желая исправить неловкость и стал объяснять Егорычу:
– У нас нет индейцев. Это в Америке.
Егорыч понимающе кивнул, задрал кверху две сцепленные в замок руки и крикнул невпопад:
– Дружба! Дружба! Франция – Советский Союз!
