При обычном, бытовом общении Донован имел привычку заикаться, однако стоило ему начать что-то увлеченно рассказывать, как заикание моментально исчезало. Вот и сейчас, отложив в сторону очки, он с жаром продолжал:
– Вообще надо понимать, что жизнь – это всегда всего-навсего вопрос условий. Вопрос того, насколько та или иная планета приближена или отдалена к своей звезде, которая обеспечивает основную массу энергетических потоков для того, чтобы жизнь зародилась. Жизнь, ведь, вообще штука неизбежная, автоматически возникающая при наличии определенного количества химических элементов.
– Неизбежная? – с сомнением протянул Пьер. – Что-то я не часто встречал планеты пригодные для жизни.
– Эх! – несколько разочарованно выдохнул Донован и посмотрел на Пьера взглядом учителя, вынужденного объяснять очевидные вещи нерадивому ученику. – Что такое жизнь вообще по Берналу? По Берналу это постоянная самореализация сложных электронных состояний атомов, да? То есть, жизнь неизбежна там, где есть достаточное количество энергии, где есть жидкая вода, где есть химические элементы – а они едины для всей Вселенной – там в той или иной степени неизбежна жизнь, – он снова посмотрел на Пьера. – Другое дело, что она может быть в каких-то очень развитых формах, а может быть еще в формах, скажем так, примитивных.
– Ну, это мы еще в школе изучали, – встал на защиту друга Владимир и с пафосом произнес: – Молодая Земля – кузница жизни, родина Человечества!
– Правильно! – не заметив иронии, продолжал Донован:
Но, опять-таки, Владимир и Пьер, поймите, братцы, ведь Земля, конечно, была сказочным местом где-то четыре миллиарда лет тому назад, потому что и урана, и тория, и всяких трансуранов было гораздо больше, чем сейчас, потому что все эти элементы – мощные радиоактивные элементы, они были молоды и еще не прошли период распада и полураспада. Были постоянные метеоритные бомбардировки, море было совершенно другим, там были другие уровни кислот…
– Да, – протянул Кузнецов, – странное у вас представление о прекрасном.
– Да, да, именно! Это была такая грандиозная химическая лаборатория, где ежесекундно свершались миллионы и миллиарды химических реакций, и, разумеется, в результате их получились аминокислоты, разумеется, в результате их возникла дезоксирибонуклеиновая кислота, которая в свое время, пока она еще не имела этих золотых эполетов, командующих всей биологической жизнью, она была просто одной из тех кислот, которые породил первоначальный химизм, – у Донована пересохло во рту, и он с шумом глотнул холодного кофе. – Но это было феноменальное по красоте и по сказочности время, потому что все время лопалась тонкая земная кора, вырывались огромные массы горячего раскаленного водорода, водород вступал во взаимоотношения с трансуранами, возникали локальные ядерные взрывы, дополнительное облучение, энергетизирование, и мы, наконец, получили аминокислоты.
Донован обвел всех присутствующих торжественным взглядом, будто в этом была его личная заслуга:
– А, как известно любому школьнику, – тут он посмотрел на Кузнецова, – Аминокислоты довольно легко складываются в сложные, скажем так, конструкции, предбиологические, и вот чтобы вы, милые мои интеллигенты, раз и навсегда поняли, до какой степени ничтожна эта грань. Ведь людям кажется, что жизнь – это травка, коровки, пасущиеся на лугу. Медузы, там. Рыбки, в конце концов, – он поднял очки и посмотрел сквозь толстые линзы на светящийся ровным светом потолок кают-компании. – Нет, на самом деле любое взаимоотношение атомов и любые, даже внутриатомные события – это уже жизнь.
