Рассказывал он спокойным тоном, с усмешкой в голосе, никакого бахвальства, только четко расставленные акценты своего истинного отношения, обозначенные цитатами из Корана и славословием Пророка, как витыми рамками, которыми в книгах детства Игоря обрамляли тексты сказок и басен. При всем этом благолепии Кабир сочетал религиозные сентенции с отборными ругательствами.
Араб не производил впечатления отмороженного, оголтелого боевика черного халифата. Слишком рассудочный, хоть и выглядит пофигистом, вальяжным, плывущим по течению и забавляющимся остротой приключений, которыми полна его жизнь. Игорь не мог понять, какими мотивами руководствуется этот опытный, опасный человек. Опасный… Да, он излучал силу и уверенность… и опасность. Игорь умом понимал, что угрозы Кабир не может нести – он изначально на их стороне, не подкопаешься, но вот только эта убежденность не приносила облегчения.
Объем знаний араба по разным регионам мира, обкатанность его в боевых действиях и участие в полукриминальных историях наподобие контрабанды исторических сирийских ценностей – все вместе это сулило серьезные перспективы в работе с ним. Привлекала и авантюрная манера действий. Дозированный авантюризм хорош. Религиозность его не зашкаливала. По сведениям, полученным от агента, – молился даже не три раза на дню и, уж само собой, не пять, как делают истовые мусульмане.
Игорь затруднялся судить об искренности веры Кабира, хотя догадывался, что то уродливое ответвление ислама, которое тот исповедует и которое подняли вместе с черным флагом радикальные исламисты ИГ, слишком далеко от постулатов веры как таковой, убеждавшей людей в необходимости милосердия и всепрощения. Это ответвление попрало настоящий, чистый и праведный ислам, пытаясь осквернить не только имя самого Пророка, но и Аллаха.
«Убеждать можно людей, а не зверей со свастикой, набитой где попало на перекачанном теле. У них не только тело утратило пластичность, но и мозг», – думал он, глядя через дымовую табачную завесу на араба и припоминая тех отмороженных, которых так же, как и сейчас «диких гусей[8]», некоторое время назад готовили на полигоне. Видел их раздетыми по пояс, когда они красовались друг перед другом в спортзале, в казарме и бегали кроссы прошлым летом на Яворовском полигоне. «У них свое верование – в свою исключительность. Это как если бы они все время целовали самого себя в бицепс». – Он грустно улыбнулся.
Сам Игорь считал себя православным христианином, причем не новодельной украинской церкви, а прежней, исконной и истинной, как он был убежден в глубине души, понимая, что теперь об этом распространяться не следует.
На будущее Кабир может быть чрезвычайно полезен. На будущее, если оно будет у Украины…
* * *
Его звали Колчо Гинчев. Обычный болгарин, черноглазый, с правильными чертами лица, уже седеющий, с редеющей шевелюрой. Таких англичане называют handsome. Журналист. Руководитель издания журналистских расследований. Во всяком случае, Игорь знал о нем лишь это. Все остальное – догадки. Хотя чего гадать, если сам за себя говорил тот факт, что этот тип оказался в кабинете Тарасова нынешним утром…
Игорь добрался до Рыбальского часам к десяти. Тарасов посмотрел на наручные часы, когда он заглянул к нему в кабинет, но промолчал. Полковник Тарасов считал, что у него в отделе всерьез радеют за дело только Руслан Щербак и Игорь Стремнин. За то дело, которое не под диктовку американцев и англичан, а потому многое спускал им с рук.
