– Ты чем думал, когда в солёную воду лез? – вопрос, на который отвечать стыдно. – Господи… Ты совсем идиот!?
– Да! Называй, как хочешь, только помоги!
– Раздевайся! Давай быстрее в ванную! Да что ты ладошками прикрываешься, как маленький! Что я там не видела, по-твоему? Убери руки! Я просто посмотрю, что… Твою ж… Ты мясорубку трахнуть пытался?
– Да! И блендер ещё!
– И кто больше понравился?
– Ты! А-а-а!!! А-а-а!!!
– Глупый мальчишка!
– А-а-а! Лиза! Лиза, больно!!!
Я ору точно не от ледяной воды, которой меня поливает из душа злющая до чёртиков Лиза, а от ее взгляда. От него каждая ранка начинает вынывать в сотни раз сильнее, и нервы лопаются не выдерживая этой пытки и рассекая мозг в кашу. Кажется, все, что раньше болело снаружи, теперь перебралось внутрь и уже там развернулось по полной.
– Я больше не буду! Лиза, хватит!
– Не ной! Пошли!
– Д-д-д-д-д.
Зубы отбивают частую дробь, с носа капает, ноги оставляют сырые следы на паркете, но я беспрекословно топаю следом – заранее согласный на все, что угодно, лишь бы стало легче.
– Ложись на живот.
Кое-как укладываюсь на наброшенную поверх кровати чистую простынь, подвывая и слушая длинный перечень подходящих для меня сравнений. Соглашаясь с каждым. Ничего приятного среди них нет, но я киваю – сам виноват. Мог ведь послушаться. Мог, но не стал.
– Тебя, как кота, проще кастрировать, чем что-то объяснить, – натянув на руки перчатки, Лиза достает из объемной сумки-аптечки несколько баночек с похожими этикетками и, подчерпнув из одной немного мази, осторожными, но уверенными движениями втирает ее мне в спину, плечи, руки. – Что притих, котяра? За кокошки свои переживаешь?
– Нет.
– Натрахался?
– Лиз, пожалуйста, не надо.
– Надо, – хлопнув ладонью по моей ягодице, от чего я начинаю выть громче, Лиза цинично усмехается, а потом снова мажет, втирает свою мазь и мотает головой. – Хуже ребенка… Потерпи… Сейчас станет легче… Перевернись.
Отводит упавшие на лоб волосы сгибом запястья, наклоняется за баночкой, и снова убирает непослушные пряди. Такая неприступная, злая и в то же время нежная, что я не могу на нее не смотреть. Не могу отвести глаз от ее лица.
– Что?
– Ты такая красивая.
Хмурится, едва заметно мотает головой, будто не хочет ничего слышать, но уголки плотно стиснутых губ все же приподнимаются на мгновение, а пальцы замирают и потом с силой давят прямиком в след от чужих зубов на животе.
– Лиз, – шиплю, кривясь от боли. – Прости, я не хотел так.
– А как ты хотел?
– Не знаю. Но точно не так. У меня от тебя башку срывает. Ты мне нравишься… Лиза-а-а!
Она смещает свою ладонь ниже, с садизмом выкручивает яйца, и, наклоняясь к моему перекошенному лицу, шипит разъяренной кошкой:
– Так тоже нравлюсь?
– Да! – киваю, стискивая зубы. – Он никто! Он тебе не нужен!
– Да!? Хочешь сказать, что мне нужен мальчишка, прыгающий из койки в койку?
– Да! У-у-у! – меня выгибает от адской боли, но все равно повторяю, как уперевшийся в ворота баран. – Да! Он тебе не нужен. Все равно не нужен! Зачем ты за него цепляешься? Почему он не приехал вчера, когда тебе было плохо? Лиза-а-а!
Голос срывается в ультразвук от превратившихся в тиски пальцев, только эта боль ничто по сравнению с тем, что вижу в ее глазах. Лиза наклоняется ниже, обжигая дыханием мои губы, касается их своими и убирает руку, усмехаясь облегчённому выдоху.
– Ты мне не нужен, глупый мальчик.
