Или если бы заранее запас да насушил хороших жердей, и надрал коры с крепких деревьев, и собрал живицы, мастерил бы в холода челнок. Спокойно прошла бы зима, в добрых делах. Или тех же самородков мог запасти как следует, а не позаботился. Осталось их у него от силы на полтора десятка плавок. А без нормальной теплой, хоть бы и демисезонной одежды далеко от дома в такую погоду отлучаться можно, только если это вопрос жизни и смерти. Особенно в его болезненном состоянии.
И грязной соли мало принес, и никаких зерновых культур не обнаружил, и овощей толковых не нашел. Ни картошки, ни подсолнечника, ни кукурузы. Может быть, он и не в Америке вовсе? Тут дикобразы должны на каждом шагу встречаться, а он только одну свинью заметил краем глаза, что подбирает рыбьи хвосты и кости, когда он не видит. Вернее, когда она его не видит. А он ее нарочно прикармливает и волнуется, если свинка долго не заглядывает. У него на эту животину вполне определенные виды. На тот период, когда припасы подойдут к концу. И остается только пожалеть о том, что не позаботился он припасти для гостьи дорогой дубовых желудей. Было их нынче видимо-невидимо. Пару корзин мог притащить. Собирать-то эти плоды необременительно.
* * *
У Мишки сейчас кузнечный период. Ножей наковал. Плоские полоски, заостренные с одной стороны и сплющенные с другой. Место, где он кует, гранитный валун, уже заметно выщерблено его ударами. Надо подумать о стальной наковальне. Но для ее изготовления потребуется все имеющееся железо и все припасенные слитки.
А ему нужны нормальная стамеска, железка для рубанка, наконечник для копья, несколько длинных гвоздей, буравчики. Крайне необходимы тиски.
Это что за птица кричит? Не слышал он в этих местах такого голоса. Наверное, зимовать сюда прилетела.
Это была не птица. В нескольких шагах от входа в кузницу стоял мужчина. Одет в шкуры, да так ладно, что от одного взгляда на него становится тепло. Коренастая фигура, средний рост, на лице выделяются могучие надбровные дуги, лоб низкий. Кажется, знаменитая герасимовская реконструкция черепа неандертальца выглядит точно так же. Мужчина что-то говорит.
Понятно, что шансов на достижение взаимопонимания путем речевого обмена нет. Так что нечего и пытаться. На всякий случай повторяя жестикуляцию собеседника, Мишка поднял к плечу открытую ладонь правой руки, прокашлялся, отвернувшись, затем вслух сформулировал закон Кирхгофа. Получилось весомо и дружелюбно. Для другого случая в запасе имеется теорема Пифагора. Считается отличной темой для первого контакта с чужим разумом.
Потом показал на себя пальцем и произнес: «Миша». Направил ладонь на мужчину и сказал: «Пятница».
Гость подумал, ткнул в хозяина и повторил: «Миша». Потом указал на себя и представился: «Питамакан».
Нормальное имя. Даже знакомое почему-то. А главное – шаг навстречу. Люди ведь знакомятся с целью что-то от этого поиметь. Диалог вселяет надежду на перспективу. Хотел бы дикарь его прихлопнуть, так вот копье в левой руке. С каменным, между прочим, наконечником. И совсем даже не грубым, особенно если вспомнить Мишкин стальной топор.
Жестом позвал Питамакана в холодные сени. Тут у него печурка горит, так что тепло. И рыба соленая отмокает. Рассол-то он применял насыщенный, так ее перед употреблением внутрь хотя бы полсуток надо в чистой воде подержать, чтобы соль частично вышла. Гость помедлил на пороге, пристально посмотрел на дерн, покрывающий крышу, и произнес еще одно знакомое слово: «Мандан». Что оно означает, вспомнить не удалось.
