– Кому обязана? – шепчет своими потрескавшимися губами.
– Мне.
Она понимает. Понимает и плачет. А я обнимаю. Обнимаю так же крепко, и так же забывая обо всём, как и тогда, в нашей сладкой юности. Именно сладкой она была, наша молодость, кремово-мраморной с вкраплениями арахисового масла. И повторения этому уже не будет. Никогда не будет, поэтому сейчас, в это мгновение, я прижимаю губы к её виску, вдыхаю запах волос и закрываю глаза, даже сжимаю их, как и своё чокнутое сердце, чтобы не сорваться. Чтобы не обрушиться со всем своим грузом, со всем законсервированным багажом тоски, сожалений, переосмыслений в сливочные поцелуи с клубничной начинкой и кусочками горького шоколада.
Моего любимого горько-сладкого шоколада.
– Ты должна быть сильной, Ева. Должна.
Она кивает. Соглашается.
– Тебе нужно учиться, получить образование и найти себя. Подняться над тем, что так затягивает, оторваться. Не для успеха, Ева. Для самой себя, чтобы жить.
– Это твои деньги на моём счету?
– Нет, твои. Пообещай, что больше не вернёшься в этот бар, в эту дыру. Тебе в нём не место, Ева! Вспомни, о чём мечтала в юности, что тебя увлекало, просто выбери направление. Тебе всего лишь нужно сделать шаг, а затем просто двигаться. Наступит момент, и ты поймёшь, что жизнь продолжается. Так было со мной, так же точно будет и с тобой. Просто дыши, Ева. Дыши. И ты всегда знаешь, где меня найти.
– Я звонила…
– Когда?
– Не помню уже… но трубку подняла она.
Я закрываю глаза, невольно проклиная супругу.
– Она больше никогда этого не сделает. Когда в следующий раз ты позвонишь, услышишь мой голос. Только мой, поняла? Ты знаешь, что можешь просить меня о чём угодно, обо всём. Знаешь ведь?
Снова кивает, крепче прижимаясь щекой к моей шее. И я не смогу оторвать своих рук, если она не сделает это первой.
Ева
Talos – In Time
Axel Flóvent – Lighthouse
Я поступила в Институт Фрайзера на факультет психологии, ведь Дамиен приказал потратить его деньги на что-нибудь не просто полезное, а для души. Но самым большим приобретением, которое довелось моей душеньке получить в этом учебном заведении, оказались вовсе не знания, а дружба. Настоящая, крепкая, жертвенная, отзывчивая, наполненная человеческой любовью женская дружба.
Забавно, но первым, что я заметила в ней, были волосы: эдакая фантастическая грива блестящих каштановых завитушек.
– Мой папа – жгучий брюнет, мама – эфемерная блондинка, а я – каштанка! – смеясь, объяснила мне как-то свой цвет волос Лурдес.
Таких людей, как Лурдес, обычно называют «зажигалками», но в её случае даже это определение не имеет достаточно веса, чтобы отразить во всей полноте способность красотки дарить людям свет и радость: «факел» будет более подходяще.
Она всегда приходила позже меня, вернее, влетала в аудиторию после звонка, мгновенно распространяя по небольшой комнате фантастический аромат дорогих духов и одаривая мистера Беннера стоваттной улыбкой и коротким «Sorry». А мы, студенты – будущие психологи, психотерапевты и психиатры, наблюдали за тем, как забавно профессор в области болезней человеческой души не находил в себе сил, чтобы злиться на систематические опоздания мисс Соболевой.
Это облако курчавых волос сбивало с ног не только повидавшего многое на своём веку преподавателя, но и очаровывало всех студентов без исключения в нашей небольшой группе, включая меня.
