В Донецке его встретили управляющие компаниями, повезли в ресторан, где можно было и поговорить, и поужинать. Илларион Романович сразу выделялся среди этих солидных мужчин. Видно было, кто вожак в стае. Окружающие понимали, что весь их успех и богатство – благодаря Ерофееву.
– Ну что будем делать, Романыч? – сказал Федор Леонидович, пожалуй, самый авторитетный после самого олигарха.
– Мы должны во что бы то ни стало сохранить все наши заводы на Донбассе. С запада страны нас вытесняют. Егор Пономар из Винницы до меня в Киев так и не добрался. Не могу ничего узнать про то, куда он делся… Надеюсь, с ним все в порядке… Но на востоке мы сильны, это наша вотчина.
– Что конкретно надо делать? – влез нетерпеливый и самый молодой Ростик.
– Конкретно? Продолжать вести бизнес.
– К власти приходят люди из народа. Это чревато, они нас не особо любят…
– Это понятно, – моментально отреагировал Илларион Романович, и будто стал еще больше, нависая над всеми горой. – Мы должны продумать шаги, быть очень аккуратными. Все должны быть осторожны в своих политических высказываниях. Никто на словах не должен поддерживать киевский режим, там я сам буду разбираться. Не высказывайтесь и в поддержку Донбасса. Любое ваше слово в такое время может уничтожить все, над чем мы так долго работали.
– В общих чертах все понятно, – протянул Федор Леонидович. – Но как избежать эксцессов.
– Никак. Они в любом случае будут. Надо быть готовыми морально и физически к этому. Без моего ведома не предпринимайте никаких важных шагов, потому что это аукнется всем. Я всем буду заниматься лично, – Илларион Романович окинул присутствующих внимательным взглядом. – С Киевом надо разговаривать с позиции силы.
– Да, Романыч, – поддержал Федор Леонидович. – Мы должны выстоять, другого выбора у нас нет. Будем царапаться до конца.
– И я так подумал. Нам есть, что терять. И свалить нас не так-то просто, как они думают.
Затем олигарх попрощался со своими бизнес-партнерами. Вместе с ним ушел и Федор Леонидович, в машину которого они сели. Илларион провел рукой по седым волосам и вздохнул. Товарищ сделал вид, что не заметил его усталого жеста. Водитель-телохранитель завел иномарку и медленно покатил по широким улицам Донецка. Богачи молчали. Вроде бы обсудили все дела, все понятно и без слов.
– После церкви направо поверни, – сказал Илларион Романович водителю. И обратился к другу. – Ты детство вспоминаешь?
– Конечно. Сейчас все чаще, – отозвался Леонидович. – Родителей вспоминаю, как с ними было хорошо в детстве. И сердце так щемить начинает. Так тяжко становится. Время-то уже прошло…
– И как ты с этим справляешься?
– Переключаюсь на мысли о внуках. Сразу легчает. Семья должна процветать.
– Семья, – протянул олигарх, вспоминая о своей жене и детях. – Не всем повезло так, как тебе.
Ерофеев попросил водителя остановиться возле многоэтажки, окруженной небольшими домами. Он сказал, чтобы они ждали его здесь, а сам уверенными шагами ушел и потерялся в глубине строений.
Дух здесь сохранился тот же, что и пятьдесят лет назад. Да и облик родного двора практически не изменился. Видно, что дороги ремонтировали, но они снова износились. Видно, что люди стали чуть богаче жить, вставили пластиковые окна и отделали балконы. Для детишек места стало меньше из-за обилия машин, припаркованных то на площадке, то на газоне, то еще где. Но воздух… он пьянил. И олигарх почувствовал себя снова мальчишкой, счастливым и непоседливым. И причудилось ему, что вся жизнь еще впереди. Неописуемый восторг нахлынул на него волной. Такое же чувство, как перед прыжком с большой высоты в воду – небольшая тревога и радость, когда выныриваешь и делаешь первый глоток воздуха. Того самого.
