Опоссум по имени Апельсинка - страница 8



Маленькие опоссумы кивают.

– А как мы однажды встретили мою сестру Вильму, помните?

Дети снова кивают.

– Но мы с Валенсией, Валери и Вильмой теперь живем поврозь. А Вэнса, Ванду и Вольдемара я не видела с детства. Вольдемар говорил, что хочет выступать на экране, и, думаю, он своего добился.

Маленькие опоссумы молчат. Мама тоже ненадолго умолкает, а потом продолжает:

– В этом году на праздники я побывала в водостоке, где мы родились, и оставила там подгнившую грушу. Я шла почти всю ночь. Можно было бы быстрее, но шел дождь. И еще я нашла спагетти, свернула из них венок и украсила им грушу. Но в ответ никто ничего не оставил. И все равно мы семья, и этого не изменить, даже если мы совсем не видимся.

Дети сидят не шелохнувшись.

Антонио шепчет на ухо Апельсинке:

– Это называется ностальгия.

Апельсинка наклоняется ближе:

– Это тоже про театр?

– Нет, – шепотом отвечает Антонио, – это когда вспоминаешь, как раньше было хорошо. Для этого даже притворяться не надо.

Но мама не говорит больше ни слова о своих братьях, сестрах, о том, где они живут и нашел ли кто-нибудь из них грушу с венком из спагетти. И вовсе ничего не говорит о своей маме. И о папе – тоже.

Вместо этого она проворно разворачивается, и теперь детям виден только ее хвост. Она говорит:

– Вы знаете, что делать. Вы рождены для сцены. Ничего не бойтесь. Избегайте уличных фонарей. Вообще не выходите на свет. Будьте настороже. Не говорите с незнакомцами, особенно со скунсами. Перед тем как перейти серую тропу, поглядите в обе стороны.

С этими словами мама удаляется.

Анджи выскакивает вперед и почти умоляющим голосом кричит те слова, которые вертятся на языке у каждого:

– Мама, а как же чудища?

Мама не замедляет шага. Голос у нее сдавленный, будто она проглотила большой кусок и он застрял в горле:

– Самое главное: как только небо начнет светлеть, ложитесь спать.

Мама поднимает голову, и дети видят, что кончик ее носа подергивается.

– Если придет беда, прикидывайтесь мертвыми, как я вас учила. Весь мир – театр.

Даже не оглянувшись, мама ныряет в заросли плюща и исчезает из виду.


Маленькие опоссумы ошеломленно переглядываются.

До истории с совой Амлет непременно закричал бы, что не боится ходить один. Но теперь он просто стоит молча в темноте и смотрит туда, где только что стояла мама.

Антонио делает глубокий вдох и начинает говорить. Ему хочется думать, что получается убедительно:

– Мама права. Мы же репетировали. Мы знаем, что делать. Мы ко всему готовы.

Верхняя губа Алисы подрагивает, обнажая зубы. Но это не улыбка. Губы у Алисы дрожат. Она говорит редко, но сейчас решительно заявляет:

– Ладно, я пошла.

И не успевает никто и слова сказать, как она растворяется в темноте.

Аттикус по привычке кричит:

– Я все скажу маме!

Темноглазый Алан испытующе глядит на брата:

– Что ты ей скажешь?

– Что она не сказала «до свидания», – грустно отвечает Аттикус.

Эти слова повисают в воздухе.

О ком он говорит – об Алисе или о маме?

Переспрашивать никто не решается.

Глава 8

Они голодны. Делать нечего – приходится отправляться на поиски еды.

Мало-помалу опоссумы расходятся в разные стороны. Абдул и Алан идут поглядеть, не найдется ли чего на склоне холма, где растут деревья с клейкой корой. К коре часто прилипают глупые мухи и всякая мошкара.

Алехандро, Анджи и Аттикус решают покопаться на поле неподалеку, вдруг да повезет. Вроде бы они учуяли гниловатый запах из-под груды хвороста: наверное, там что-то съедобное.