Опрокинутый город - страница 8



Я копаюсь в журналах и достаю старую исписанную тетрадь. Кем-то – я не знаю, кем. Почерк незнакомый, но вполне разборчивый…

Глава 6

«Сегодня мне по случайности удалось поймать стрекозу.

Совершенно удивительный случай – то, как это произошло.

Я всегда мечтал поймать стрекозу, но мне никогда не удавалось это сделать – я бегаю, подпрыгиваю, бегаю, среди травяных соцветий в саду, на поляне, приседаю, снова подпрыгиваю, бегаю, стараясь поймать, поймать рукой, но она ловко уклоняется – если махаю ладонью влево, она отклоняется вправо, если махаю ладонью вправо – она отклоняется влево, брюшко как стрелка – стрекоза всегда быстрее моей руки – и висит, висит, над цветком.

трель крыльев, трель крыльев, трель крыльев – маленький солнечный диск вокруг брюшка и глаза


Мне никогда не удавалось поймать стрекозу рукой.


А сегодня я по какой-то невероятной случайности наехал на кончик ее брюшка колесом велика! На главной дороге нашего поселка. Стрекоза сидела прямо на дороге и почему-то не сумела увернуться от громоздкого велосипеда! К тому же и ехал я медленно. И все же она не смогла.

Мы с Димычем возвращались с пруда.

Он остановился и обернулся.

– Ну чего ты там застрял?

– Смотри! – я поднял стрекозу. Очень осторожно и пораженно.

– Ну и что? Поехали домой!

– Как что? Ты не понимаешь! Стрекозу же так сложно поймать!

– Хорошо… ну так чего, мы едем или нет?

– Да, да, едем. Я ее с собой возьму.

– Она живая еще?

– Думаю, да.

Но по глазам это невозможно определить.

Они всегда мертвы.

Всегда.

Как же Димыча это совсем не интересует? Ну и ладно.

Я держу стрекозу за брюшко, но ее крылья не двигаются и лапки не шевелятся. Но она жива, я знаю.

– Она скоро умрет, – произношу я. – Я же проехался по ее туловищу колесом.

Но я вижу, что стрекоза совершенно цела. Просто она не шевелится.

Я прибавляю:

– Да она, скорее всего, уже была больна. Раз сидела на дороге и не сумела увернуться.

– Больна? – Димыч смотрит на меня с сарказмом. – Ты прям как о человеке говоришь.

Я резко вскидываюсь и смотрю на него.

– Поехали домой, слышь?..

Я… медленно киваю, наконец, соглашаюсь.

Тоже усаживаюсь на свой велик и, держа стрекозу на весу двумя кончиками пальцев, трогаюсь с места; вторая рука на руле, ноги вертят педали, но мне с трудом удается сохранять равновесие.

Я еду, медленно, а над левой ручкой руля «висит» голова стрекозы. Ноги вертят педали. Угольные глаза. Слепые, исколотые, без единой капли разума. Два пористых уголька висит над ручкой руля. Стрекоза цела, я это вижу. Ее синеватое брюшко даже ничуть не деформировано.


Димыч неслучайно подгоняет меня. Сейчас обеденное время – надо поторапливаться. И его родители, и мои всегда ругаются, если мы опаздываем хотя бы на несколько минут.

Возвращаясь на свои участки, мы проезжаем мимо дома Марии и Веры. Я вытягиваю шею, чтобы высмотреть сестер через промежутки между облепихами (участок обсажен по периметру), но нет, никого не видно…

«Значит, сестры в доме, они в доме», – пульсирует в голове. Все правильно – где они еще могут быть? Сестры либо в доме, либо перемещаются между грядками.

Две наши соседки. Они ходят между грядками, ходят и ходят, без остановки.

Мария и Вера. Перемещаются.

Один раз я опоздал очень сильно, и материн голос – она так ругала меня – ее голос – в какой-то момент! Такое сходство по резкости, по тону – Мария, Мария, когда она окликает Веру. Голос, так мало похожий на человеческий.