– По мнению Мамонтова, никаких усилений не нужно.
– Да, да, понимаю, – согласился Деникин, подумав: «Курица славы – на одного. Вполне в его стиле», и рассердился: – Но мы же с вами и сами можем понять, как нужно и как не нужно!..
Впрочем, оказалось, что корпус Коновалова прочно скован на собственном своем фронте. Принять участие в рейде он не сможет ни при каких обстоятельствах.
Группа конных во главе с Мамонтовым подскакала к ложбине, у которой застряла колонна обоза, уже в восьмом часу вечера. Быстро смеркалось.
Еще в пути Мамонтов получил донесение: «На подступах к Таловой концентрируются части красных. Предположительно – до двух пехотных полков общей численностью около тысячи штыков». Он тогда рассмеялся: «Всего-то!»
На рысях миновали мирно стоящий обоз. Быки двигали челюстями, пережевывая жвачку. На лошадиных мордах висели торбы с овсом. Горели костры. На них что-то варилось.
«Не прорыв фронта, – брезгливо подумал Мамонтов, – пикник гимназистов».
Проскакали мимо чинной шеренги штабных фургонов, полевых кухонь. Выстроились, как на смотру.
«Спокойно, спокойно, – смирял он себя. – Спокойно».
У головы колонны толпились казаки.
Мамонтов отдал поводья ординарцу, спешился. Оглянулся. Привычная обстановка: адъютанты, офицеры штаба, в двух шагах от него, приставив ладонь к козырьку фуражки, ест глазами начальство командир полка Никифор Матвеевич Антаномов. Герой боев под Царицыном, а сейчас трепещет, как проштрафившийся кадет. Чувствует: виноват!
Мамонтов подал ему руку:
– Добрый вечер. Чем порадуете?
– Вот, – Антаномов указал в сторону казачьей толпы. Мамонтов шагнул в том направлении. Толпа расступилась. Центром ее был десяток пленных – в лохмотьях, в грязи, в крови. Стояли, подпирая друг друга, озираясь с таким видом, будто вокруг бушует огонь.
– Кто их взял? – спросил Мамонтов, не оборачиваясь.
– Мои, – ответил Антаномов, вырастая рядом с ним. – Самолично повел… Хотели всех на месте прикончить, приказал десяток сюда пригнать. Как знал, что прибудете. Может, пожелаете поговорить, – он кивнул на обоз. – Дорога открыта. Разрешите дать приказ?
Не отозвавшись, Мамонтов всматривался в красноармейцев. Этим людям он ведь тоже принес освобождение. Но тогда бы они должны сейчас в ногах у него валяться, пощаду вымаливать!
Издалека, с севера, донеслась пулеметная стрельба. Привычным ухом он отметил: бьют от красных. Короткими очередями то в одном, то в другом месте. От нервности. Предостерегают. Мол, успели стать фронтом. Значит, боятся. Но и предостерегли уже. Услышал стрельбу эту он, услышали казаки. Пленные тоже смотрят в ту сторону.
Он обернулся к Калиновскому, стоявшему за его спиной:
– Что у вас?
– Обозной колонне дойти до хутора Хорольского. Там ночевать. Штабу корпуса стать в Козловских Выселках. Удар по Таловой завтра в восемь ноль-ноль, чтобы успели отдохнуть кони.
– Хорошо, – Мамонтов качнул головой в сторону пленных. – А этих – заживо в землю. В собственном их окопе. И копытами утоптать. Чтоб и следа не осталось.
Ни документы архивов, ни воспоминания современников описываемых событий не сообщают имен тех красноармейцев и командиров 356-го полка 40-й Стрелковой дивизии, которые полсуток стояли насмерть под станцией Терехово и, пока не погибли, так и не пропустили мамонтовский обоз. И вышло – не только обоз, но весь корпус, и тем сломали первоначальную диспозицию прорыва.
