Опыт восхождения к цельному знанию. Публикации разных лет - страница 45

Это предельно чёткое разъяснение не только преодолевает лукавую двусмысленность столь знакомого со школьной скамьи тезиса: «Бытие определяет сознание», не только показывает несостоятельность представления о культуре как всего лишь «надстройке» над «базисом», но и воспринимается как достойное завершение общественного поиска, осуществлявшегося в России в начале нынешнего века. Религиозное беспокойство и искания того времени представляли собой попытку общественного сознания (национального самосознания, жаждущего духовного преображения) найти адекватный ответ на исторический вызов, выразившийся в появлении и активном росте зловещих явлений: русского нигилизма, русского атеизма, русского большевизма. С позиций исторического идеализма однозначно следует, что начало европейского Ренессанса знаменует смену одной исторической идеи – христоцентризма средневековой Европы – другой – антропоцентризмом (причину смены Н. Бердяев называл в своих лекциях ещё в 1919 году). И бурное развитие предпринимательства, и сдерживающая беспредельный индивидуализм протестантская этика, и амбициозное буржуазное самодовольство, и социальные утопии от Кампанеллы до Маркса – всё это дух и тело вполне определённой исторической идеи, благополучно дожившей до наших дней и ныне процветающей в западном мире под личиной рациоцентризма. Развиваемый восточной (византийской) церковью христоцентризм не мог перейти в антропоцентризм, поскольку личность в нём не сводилась к индивидуальности (в ней проявляется не столько единственное, сколько Единое). В соответствии с восточной святоотеческой традицией Абсолютная Личность – Иисус Христос, воплощая Слово (Логос), вместе с тем «воипостасен» человечеству, несёт в Себе его духовные возможности, следовательно, в Нём Богочеловечество. Православному христоцентризму историей суждено развиваться как логизму (логоцентризму):

Но именно эта историческая идея и определяет основные особенности тысячелетнего развития русской материальной и духовной культуры. Общинному (мирскому) сознанию, отражённому в культурных символах, способах ведения хозяйства, межличностных отношениях, соответствует сакральное: Божественная благодать взаимной любви (соборность), эсхатологические ожидания (надежда на всеобщее спасение), синергия (соработничество с Богом).

И, естественно, свобода здесь никак не связана со всесторонним предпринимательством, но исключительно с творчеством, которое носит характер продолжения миротворения; мир представляет собой не мастерскую, но Храм; личность никоим образом не сводится к индивидуальности – начало её мистическое. Так раскрывается тайна нашей истории. Она незримо участвует в судьбе государства Российского, и пора узнать о ней каждому его гражданину: от школьника до президента.

Газета

«НЕЗАВИСИМАЯ ГАЗЕТА»

20.05.98

Памяти русского мыслителя Алексея Лосева

Десять лет тому назад в день св. Кирилла и Мефодия окончил свой без малого вековой земной путь Алексей Федорович Лосев – православный мыслитель-духовидец, оставивший неоценимое литературное наследие и тайну своей подвижнической жизни. Цель жизни, которую он наметил ещё в юношеское годы, определялась «необходимостью примирения в научном мировоззрении всех областей психической жизни человека: науки, религии, философии, искусства и нравственности, то есть преодоления западного секуляризма с его проповедью автономии разных сфер творчества. Сознательно войдя при этом в русло самобытной русской философии с её святоотеческими корнями, Лосев тем самым выбрал единственно возможный путь восхождения к истине: лествицу христианского подвига, свершаемого к тому же в мрачные годы богоотрицания. Это была жизнь (по его же выражению) «слабой философской индивидуальности, затерявшейся в необъятном море коммунизма, но мыслившей самостоятельно», внешне, конечно, мало напоминавшая классические жития православных святых. И лишь сейчас, когда Россия, вовлечённая в водоворот гибельных событий, начинает искать спасение в православной вере, явление Лосева обретает новый, до того неведомый смысл. К Лосеву нужно идти, и первые шаги – самые трудные.