– Шепилов?
Шхаев посмотрел на него с откровенным недоумением и пожал плечами. Человек отошел с неопределенным выражением лица.
Буквально через минуту кто-то тронул Шхаева за локоть. Он обернулся и увидел другого, лучезарно улыбающегося человека, чем-то неуловимо похожего на того, первого, и услышал тот же вопрос:
– Шепилов?
– Нет, – ответил Шхаев твердо и убежденно.
Но на всякий случай еще крепче взял портфель за ручку. Человек подозрительно посмотрел на Шхаева, многозначительно на портфель и отошел, постоянно оглядываясь.
У прилавка наметился очередной скандал. Шхаев услышал истошные женские крики:
– Кому говорят, нельзя! Здесь нельзя, говорю! Пошел, пошел вон, пьянчуга проклятый!
Очередь заворчала и приостановилась, хотя и до того передвигалась ни шатко ни валко. От хвоста очереди к ее голове, в промежуток между очередью и столами, стал протискиваться дядька с грязной красной авоськой, наполненной пустыми водочными бутылками. Дойдя до Шхаева, человек внезапно притормозил, узнавающе взглянул в лицо и задал уже знакомый вопрос:
– Шепилов?
От удивления Шхаев чуть не уронил тяжелый портфель, но по-горски собрался и задал встречный вопрос:
– А что, похож?
Человек в плаще сразу перестал обращать на него внимание и начал проталкиваться дальше под недовольные восклицания из очереди. Тут Шхаева грубо толкнула знакомая тетка с ведром и шваброй. Она брякнула ведро об пол так, что на метр забрызгала все вокруг, и снова принялась свирепо ворочать шваброй чуть ли не по ногам посетителей. Шхаев едва успел увернуться, как откуда-то из-под руки его снова бесцеремонно спросили:
– Шепилов?
До этого уже порядком раздраженный голодом и идиотскими вопросами Шхаев резко наклонился к недомерку в полосатом пиджаке и на весь зал громко произнес с выраженным абазинским акцентом, со всей возможной убедительностью:
– Шхаев я, понимаешь, Шхаев! Клыч-Гирей Хаджимуратович!
Потом сплюнул на только что протертый грязной шваброй пол, подхватил тяжелый портфель с непонятными бумагами и пошел к выходу из забегаловки, голодный и совершенно расстроенный. Если бы последний вопрошающий знал, что «клыч» с тюркского переводится как «кинжал», он вел бы себя осмотрительнее.
Клыч-Гирей Хаджимуратович возвратился в родной Черкесск. Рассказал заводчанам о поездке, о Красной площади, о странных москвичах, совсем таки сумасшедших. Когда с возмущением начал говорить о том, как его в учреждениях общепита постоянно путали с каким-то Шепиловым, коллеги начали валиться на пол от смеха.
– Шхаев, – вытирая слезы, замотал головой заместитель начальника цеха, – «…и примкнувший к ним…», ты понял?
– Нет, – сердито ответил Шхаев, – Ничего совсем не понял!
– Тебе московские алкаши от чистого сердца предлагали выпить «на троих», примкнуть, так сказать. Газеты читать надо, Шепилов!
