Я громко матерился, настёгивая свою кобылу вместе со всеми своими всадниками. Что за невезуха! Мало того, что пришлось с ходу вступать в бой за город, так ещё за нами увязалась не тысяча всадников, а…
Оглянувшись, я увидел огромную массу конных воинов, размахивающих оружием, и атакующих нас с громким улюлюканьем в азарте погони.
…а, по меньшей мере, в три раза больше, и их было, уж никак не тысяча. А мой «БигМак»…, и я ласково провёл ладонью по черненой поверхности кожуха воздушного охлаждения, …мой БигМак ещё толком и не пристрелян.
Да и второй номер моего пулемётного расчёта, тут я покосился на скакавшую слева от меня Азель, которую навязал мне, практически насильно, Палач. Так вот, мой второй номер, вечно стремился меня закрыть своим упругим телом, а не подать мне очередной пулемётный диск.
Конечно, лежать под мягким женским телом, безусловно, приятно, но вот почему она так делает, ей что, посмертных лавров Заудиты не хватает? Сомнительная радость на мой взгляд. Не понимаю я этих женщин, а казалось бы… Нет, не понимаю.
Сейчас мы скакали о двуконь, понукая своих лошадей, и стараясь одновременно оторваться и от преследования, и заманить подальше от своего отряда, этих всадников. Но нет, пожалуй, хватит уже убегать! Преследовавшие нас всадники ощутимо быстро нагоняли нас, стреляя на ходу в нашу сторону из карабинов. Подождав удобного момента и местности, я подал условный сигнал.
Получив его, все пулемётчики стали останавливать своих лошадей, и укладывать их на землю, имитируя ранение. После чего, стали лихорадочно отстёгивать ручные пулемёты от сёдел, к которым они были привязаны.
Пять, десять, пятнадцать секунд, и вот я вижу на мушке своего пулемёта, нет не фигуры врагов, а плотно замотанную какими-то тряпками грудь Азель, а потом её глаза.
– Они повернули, отсюда плохо стрелять, тебя обойдут, Змей!
Вот… Уже и обзываться стала! Хорошо, хоть змей, а не козёл, барин, или баран!
Я выглянул из-за крупа кобылы. Так и есть, всадники, громко улюлюкая и размахивая саблями, неслись не прямо на меня, а слева, зачем-то обойдя меня сбоку. Времени, размышлять не было, и, переместившись на более удобную позицию на вершине бархана, я открыл огонь, присоединившись к тем пулемётчикам, кто открыл огонь на секунду раньше меня.
Пулемёт громко застрекотал, бешено дёргаясь от судорожных усилий железного механизма, исправно выплёвывая из себя крупнокалиберные пули; опустошая пулемётный диск; и стремительно нагревая кожух воздушного охлаждения.
Впереди на расстоянии не больше двухсот метров, стали валиться вместе со своими лошадьми, убиваемые пулемётным огнём всадники. Кони ржали, вставали на дыбы, сбрасывая с себя седоков, и, либо валились сами, либо, освободившись от седока, скакали, куда глядели их глаза, в ужасе прижав уши к грациозной голове благородного животного, древнего спутника человека.
Ведя стволом пулемёта влево-вправо, я скашивал всех, кто скакал в мою сторону. Пулемётный диск закончился, а враги нет! Всё-таки это ручной пулемёт, а не станковый, и ёмкость его диска, весьма ограниченна.
– Патроны… Азель! Стрелявшая «по-македонски» рядом со мной из двух револьверов Азель не сразу поняла, что от неё надо. Пришлось добавить лирики в свой голос.
– Пулемётный диск давай, дура! Вот что хорошо в арабских и негритянских женщинах – они не обижаются сразу, а может это потому, что вокруг нас жужжали пули, аки шмели на клеверном поле. Не знаю.
